— Вы нас страшно разочаруете, если не примете наше предложение, — сказал Рауль, но по его достаточно самодовольному виду Дульсе показалось, что он не очень-то привык к отказам. — А как насчет того, чтобы прогуляться завтра утром на пляж?
Они стали строить планы на следующий день. И вот опять вышло так, что говорила в основном Лус, а Дульсе опять больше слушала. Правда, Лукас время от времени ободряюще ей улыбался и спрашивал, что еще ей заказать выпить, но Дульсе стало казаться, что к ней относятся, как к ребенку, которому разрешают сидеть за столом со взрослыми, если он не мешает, и дают мороженого, чтобы он не скучал.
Потом танцы продолжились. Лус, кажется, ни на минутку не присела, а Дульсе через некоторое время стала пропускать танцы, говоря, что устала. Лукас присаживался с ней за столик и старался занять беседой. Но темы для разговора он выбирал не самые интересные для Дульсе. Говорил о своих музыкальных пристрастиях, о том, как любит гонять на спортивной машине, и про своего приятеля-автогонщика. Дульсе слушала его не очень внимательно, а сама меж тем оглядывала полутемный зал, машинально задерживаясь взглядом на лицах людей, и думала, как было бы интересно зарисовать некоторые лица.
У нее стали слипаться глаза, ей казалось, что вечер тянется бесконечно, но неугомонная Лус согласилась пойти спать лишь в третьем часу ночи. В номере она не дала Дульсе уснуть, обсуждая все события этого дня и особенно молодых людей.
— Ну как тебе этот Лукас, Дульсита?
— А никак, — ворчливо ответила Дульсе. — Мы с ним толком и не поговорили.
— Как так? Отчего же ты так мало танцевала? Я решила, что он тебя настолько увлек, что ты слушаешь его развесив уши.
Дульсе сердито взглянула на сестру.
— Не говори, пожалуйста, глупостей. Просто все эти вычурные танцы не по мне. Это ты у нас знаменитая артистка.
Лус самодовольно засмеялась.
— Ну не дуйся, сестричка. И зря ты переживаешь: в наше время никто не смотрит, кто как танцует. Но этот парень, Лукас, вроде ничего. Целый вечер от тебя не отходил.
— А по-моему, ему все равно, с кем разговаривать, — сказала Дульсе. — В любом случае он только себя и слушает.
— Ах, Дульсита, — вздохнула Лус. — Ты у нас неисправимый романтик. Ты хочешь, чтобы тебе пели серенады под окном, как в позапрошлом веке. А сейчас таких мужчин все равно не бывает.
— Откуда ты знаешь, какие бывают? — горячо запротестовала Дульсе. — Можно подумать, что ты меня старше не на пять минут, а на двадцать пять лет. Много ли у тебя самой было знакомых мужчин?
