Сырдон неспешно промокнул губы салфеткой и посмотрел на расфуфыренного Олега.
– Упасть? – мягко поинтересовался старик. – Упасть может каждый.
Нарт смотрел ласково, как на заигравшегося ребёнка, и под этим участливым взглядом Олег вдруг сдулся.
Хрустнуло. У стула подломилась ножка, и Олег, нелепо взмахнув руками, кувырнулся на пол.
– Не ушибся? – участливо поинтересовался Сырдон.
Олег вскочил на ноги. Лицо его сделалось пунцовым, глаза – растерянными.
– Это вы специально ножку подпилили! – взвизгнул он фальцетом.
– Конечно, – согласился Сырдон. – И эту тоже.
Хрустнуло, и у опрокинутого стула отломилась вторая ножка.
– И эту.
С хрустом качнулся и повалился на пол второй стул.
– И эти.
На этот раз ломаемая древесина защёлкала, словно автоматная очередь, и в негодность пришли несколько стульев разом. Растерянность в глазах Олега сменилась страхом. Сырдон насмешливо улыбался. Олег съёжился, будто уменьшился в размерах, пытаясь, как улитка в раковине, спрятаться в стоячем воротнике своего нелепого пиджака.
– А что теперь делать с четвергом? – тихо и покорно пробормотал он.
– Поставь на четверг Сюткина, – дружески посоветовал Нарт. – А меня передвинь на пятницу. И оставь нас, мне скоро на сцену.
Олег кивнул и поспешно скрылся за занавеской.
– Как это он ещё к «Детям богов» не прицепился, – задумчиво произнёс старик, выуживая из-под лаваша очередной кусок мяса.
– А чего ему к ним цепляться? – пожала плечами Нилия.
– Название есть, а на сцене их нет.
– Он жлоб. Ему всё равно, что у тебя в названии. Если бы ты попросил для детей богов гонорар, он бы взвился до потолка и метался бы там, как сбрендивший купидон. А так ему совершенно наплевать, как ты себя позиционируешь. Я другого не понимаю: зачем ты так нелепо тратишь силу?
– Я же не бог. У меня нет ни амбиций, ни гордыни. А людей иногда стоит спускать с неба на землю. Вот Саваоф об этом знал. Даже соломки подстелил, когда надиктовывал: «Знает Бог, что в день, в который вы вкусите их, откроются глаза ваши, и вы будете, как боги, знающие добро и зло»[13].
– Запретный плод давно съеден, к чему копья ломать?
– Дочь Эрота, твоя гордыня застилает тебе взор. Запретных плодов много. И если вы не хотите, чтобы люди стали как боги, хлынули на ваш Олимп и смыли вас раз и навсегда, вам следует приземлять их время от времени. Особенно таких пустых и никчёмных, делающих вид, непомерно раздувающих собственную значимость. Потому что, когда тебя сметут не молодые и сильные, а пустые и кажущиеся значительными, будет во много раз обиднее.
