Всё это выглядело так, будто взрослый циничный дядька забирает у ребёнка конфету, навешав ему лапши на уши, а тот, поверив, сам отдаёт сладкое, преданно глядя в глаза.
– Вам его не жалко?
– Кого, Ленея?
– Он к вам хорошо относится, а вы его используете.
– Если я стану думать о всяком, кто ко мне как-то относится, я свихнусь быстрее оставшегося без работы Атланта. Ты должен уяснить для себя, возница, цели богов несоизмеримо выше чьих-то обид, желаний, жизней. А это просто сатир.
Я хотел было сказать всё, что думаю по этому поводу, но в этот момент к нашему столу подошёл официант, и мне пришлось проглотить ответ.
– У вас всё в порядке? Хотите что-то ещё? – поинтересовался он, забирая пустые кувшины.
– Нам меню, а нашему отлучившемуся другу уже ничего не надо. Ему и так весело.
Будто подтверждая его слова, в зал, пошатываясь, вернулся Леней. Шляпу он, по всей вероятности, оставил в туалете или где-то на подступах к нему. Спутанные кудри сатира окаймляли блестящую круглую лысину, чуть выше лба торчали небольшие аккуратные рожки. Впрочем, добраться до стола сатир не успел. На полпути ноги его спутались, как это может быть только у крайне пьяного человека, и Леней всем весом грянулся на пол. В последний момент, правда, он успел сгруппироваться каким-то невероятным образом и, кувырнувшись через голову, поднялся уже в чёрной шерсти на четырех ногах.
Превращение вышло весьма эффектным.
– Козёл… – растерянно пролепетал официант.
Козёл повёл в его сторону нетрезвым глазом:
– Я не козёл! Я – пони! – возвестил он с совершенно человеческим пьяным разгильдяйством.
– Началось, – ухмыльнулся Геркан и повернулся к бледному как полотно официанту. – Милейший виночерпий, нам ещё «Мотраше» и устриц. И, будь любезен, посмотри, где наш друг оставил шляпу.
