Путешествие Александра Гумбольдта по России подходило к концу. Объехав добрую половину страны, сейчас он держал путь к Орску. У Гумбольдта разболелась голова, и он, мягко потирая виски своими красивыми пальцами, старался отвлечь боль. В Тобольске ему дали новую карету. Она вся громыхала, потому что была плохо смазана. Азиатская пыль разъедала не только смазку. Она заползала в уши, щекотала ноздри, от нее краснели глаза и веки.
Сказывались годы: привыкший к путешествиям Гумбольдт начинал уставать.
- Скоро ли Орск? - спросил он адъютанта.
- Еще часа три, ваше превосходительство.
Гумбольдту стало душно, он открыл окошко и, задернув его занавеской, прислонился к стене кареты.
"Боже, какая огромная страна, - подумал он. - Страна просторов, страна загадок".
Гумбольдт улыбнулся, вспомнив, как недавно он попросил казака в одной из крепостей достать со дна траву. Тот нырнул и достал.
- Холодно внизу? - спросил Гумбольдт. Казак попался хитрый. "Нет, подумал, - меня не проведешь". Стал казак во фрунт и ответил:
- Так служба требует, неважно как, холодно али нет. А вообще-то мы завсегда рады стараться!
Гумбольдт улыбнулся еще раз. Прислушался. В сухом воздухе дрожала тихая, переливно-гортанная песня.
- Что это? - удивился Гумбольдт, сразу позабыв боль в висках. - Опера в степях?
Адъютант не понял шутки. Почтительно звякнул шпорами:
- Это не опера. Азият горланит.
Гумбольдт поморщился. Подумал: "Сам ты азият, дубина".
Через несколько минут к запыленному экипажу подъехал маленький киргиз и стал внимательно, с усмешкой разглядывать Гумбольдта, высунувшегося из окна. Барон обратился к нему по-персидски:
- Зебан-е-фарси медонид? [Понимаешь по-персидски? (перс.)]
Киргиз отрицательно покачал головой и легонько стегнул плеткой неспокойного коня. Барон спросил его по-арабски. Тогда киргиз засмеялся:
- Мало руси-руси...
- Поговорите с ним на родном языке, - попросил Гумбольдт адъютанта.
- Что вы, ваше превосходительство, - раздраженно ответил тот, - их варварский выговор...
"Боже, какой осел", - еще раз подумал Гумбольдт и откинулся на подушки.
В Орске ему отвели две крохотные комнатки в свежебеленой хатке; у батальонного командира и у коменданта в семьях свирепствовала простудная хворь.
Гумбольдт прилег на кровать. Против обыкновения он не потребовал сменить белье. Усталость взяла свое. Гумбольдт уснул.
Вечером, осматривая свое прибежище, он, к удивлению необычайному, обнаружил на самодельных полочках томик Вольтера, Пушкина, две свои книги и самое интересное - прекрасно составленные словари киргизского, татарского, персидского, афганского и узбекского языков.
