Что же касается учебы, то кроме того, что в 6-м классе нам стали преподавать физику, меня поджидала очередная засада, и, конечно же, по русскому языку. Если с орфографией я еще как-то умудрялся справляться, чтобы не выпадать из средней массы, то теперь мне стала досаждать пунктуация. Помните, как у Мольера некий мещанин во дворянстве на старости лет узнает, что всю жизнь разговаривал прозой, и этот факт его страшно обрадовал. Так вот, я в шестом классе тоже узнал, что использую при разговоре причастные и деепричастные обороты, обильно смешанные со сложносочиненными и сложноподчиненными предложениями. А там, как оказалось, при письме надо использовать запятые и еще некоторые знаки препинания. Этот факт меня сильно огорчил. Если в разговоре я уже мог весьма успешно произнести небольшую речь, делая, где надо, паузы, меняя интонации, то при записи этой речи на листок бумаги мне понадобилось бы ставить запятые, тире и точки. И вот с запоминаниями правил, что чем является и что как выделяется, я и путался беспрестанно, поэтому основной моей оценкой по русскому языку снова стала тройка, и надо признаться, что и двойки опять появились. Надо ли говорить, как это сильно обедняло мои сочинения по литературе. Какой смысл писать длинно и красиво, коли напропускаешь запятых и все равно получишь двойку? Так что в шестом классе я приступать к написанию литературных шедевров даже не пытался.
С другими же предметами все было более-менее нормально, я имел по ним в основном четверки, и только русский мне не давал стать рядовым хорошистом.
В это же время в нашем классе стал учиться и Санька Бардин, который по школьным спискам оказался записанным на фамилию матери и числился Агарковым. Мы с ним приятельствовали, сидели за одной партой, и я даже помогал ему в учебе. Вообще-то, по возрасту он должен был учиться уже классе в восьмом, но он пропустил не меньше года учебы по болезни. Вроде у него находили какую-то болезнь сердца в детстве. Ну и пока он сидел тот год дома он сильно разленился, так что самодисциплиной у него были проблемы.
В спортивном плане мы с Лешкой продолжали ходить в баскетбольную секцию, а в семейном воспитывали своего племянника Антошку. Парень он оказался сообразительный и легко обучался даже французскому языку. Ради интереса я показывал ему предметы, называя их по-французски, а потом, когда я спрашивал: «где ля фенетро и ле канапе?», он мне показывал пальчиком и на окно, и на диван.
