Это происходило в полном сквозняков доме в Хемпстеде, где мы выросли. Дом был старый, с красной черепицей и белыми наличниками, и в нем вечно что-то ломалось, и наш отец в те годы напоминал героя газетных карикатур на незадачливых городских жителей, обзаведшихся собственным жильем в пригороде. Помнится, он обходил комнаты со стремянкой на плече и с молотком или торцевым ключом в руках, но толку от этого не было никакого. Наша мать, когда чувствовала себя хорошо, неизменно снисходительно улыбалась, провожая его взглядом.
Наш старый дом в Хемпстеде. Вспоминается потертая стеклянная ручка задней двери, шелушащаяся краска косяка, к которому прислонялись плечом. В любое время года беспорядочно сваленные сапоги и ботинки в заднем предбаннике, видавший виды тряпичный коврик, запашок масляных обогревателей, шлака и холодной земли. Из предбанника три ступеньки вели в узкую кухню (темно-зеленые поверхности, черный с красной искоркой линолеум, красные шкафы, эмалированная плита и раковина, ароматы гвоздики и корицы, солнечный свет и танцующие пылинки). Оттуда узкий коридор вел в столовую. Кружевная скатерть на столе, кружевные салфетки на спинках стульев, кружевные занавески на окне, но и за ним кружева не кончались: кружево цветущих яблонь, с которых ветер взметает лепестки, а иногда и кружево снежинок. Старая тетя Роуз, опираясь на палку, входит в наш дом – одна рука в перчатке скользит по длинному буфету, принадлежавшему еще нашей бабушке, другая касается наших щек.
Нам до сих пор не совсем ясно, откуда и почему она приехала. «С севера штата», – сказали нам. «Потому что она старая», – сказали нам. Ей отвели гостевую комнату, и отец проводил ее туда, а мы окружили ее как рой, подставляя ладошки под ее локти. Помнится, она дрожала – то ли от возраста, то ли от радости, тронутая нашей чрезмерной предупредительностью.
Гостевая комната в нашем старом хемпстедском доме располагалась на третьем этаже, под самой крышей, она была узкой, стены были покрашены желтой краской, на окне – белые занавески.
Снова спустившись, отец рассказал историю двоюродной бабушки Роуз и Рыжего Уилена. По его словам, это случилось в Покипси, сразу после Гражданской войны. Семья обедала, когда в дверь постучали. Роуз была тогда совсем девочкой. Мужчину пригласили войти: рыжие волосы, красная кожа, красный шрам от шеи до уха, точно кожу ему вспороли плугом. Одна нога и одна рука. Поэтому Рыжий Уилен тоже медленно, с трудом поднимался наверх, и о продвижении его свидетельствовали удары костыля по каждой ступеньке, по каждой голой доске на полу чердака. Наш прадед Патрик, который в те времена был молодым школьным учителем, молча стоял в узком дверном проеме, пока Рыжему Уилену показывали кровать, умывальник, маленький стол и просторное кресло с высокой спинкой – все, что приготовила семья, обустраивая ему жилье. В этой комнате ему предстояло коротать свои дни.
