Томас Колесниченко вспоминал:
— Примаков был корреспондентом в Каире, а я — редактором отдела международной информации в «Правде». Я заезжал в Каир, и тогда происходили незабываемые встречи — до сих пор их помню. Мы бедную Лауру, его жену, выпроваживали и до утра сидели, разговаривали. А утром вместе передавали в редакцию статью. Это тоже было для него характерно. Знаете, когда сидишь корреспондентом в стране, возникает чувство собственника: ты тут хозяин и никто другой об этой стране писать не имеет права. Честно говоря, у меня такая черта тоже была, когда работал собкором «Правды». А он щедрый был всегда, делился талантом. Знал, что лучше его никто не напишет, поэтому и не боялся конкуренции. Всегда мне предлагал вместе писать. Приятно было отправить из Каира материал за двумя подписями. Эта традиция писать вдвоем сохранилась. Когда он вернулся из Каира, мы вместе стали работать в редакции. Придумали серию небольших фельетончиков, которые подписывали псевдонимом Прикол — сокращение от Примаков — Колесниченко. Мы писали фельетоны чуть ли не каждую неделю. Они стали популярны, их заметили. Всё кончилось, когда один из заместителей главного редактора, который был откровенным антисемитом, вдруг заявил: «Что это за Прикол такой появился в «Правде»? Что за еврей? Убрать!..» С тех пор наши фельетоны перестали печатать.
Втроем — Примаков, Игорь Беляев и Колесниченко — написали книжку о шестидневной арабо-израильской войне. Дружеские отношения в молодости переплелись с творческими.
— Помню историю с матушкой Александрой, — продолжал Томас Колесниченко. — Примаков поехал в Иерусалим и там, по-моему, в русской церкви встретил матушку Александру, вдову композитора Александра Константиновича Глазунова. Глазунов в 1928 году уехал из России. Жил в Париже, там и похоронен. И Примаков написал великолепный очерк о Глазунове и о его жене. Глазунов просил перенести его прах в Россию. Примаков поставил этот вопрос в своем очерке, который мы отправили на просмотр в отдел культуры ЦК — такая уж была практика. Уже пора сдавать полосу, на которой стояла статья, а ответа нет. Я позвонил в ЦК одному человеку. Не буду называть фамилию. Его все знают, он культурой занимался. Зашел в пустой кабинет кого-то из членов редколлегии с вертушкой — правительственным телефоном. Мы еще молодые были, без вертушек. Звоню ему и говорю: «Вот у меня такой вопрос. Я из «Правды». Мы хотим напечатать такой-то материал о Глазунове и поставить вопрос о его перезахоронении на родине». Тот неохотно говорит: «А кто вообще знает, что он там похоронен? Все же думают, что он здесь похоронен». Я пытался объяснить: «Но ведь в энциклопедии написано…» — «А кто читает ваши энциклопедии? Вот вы опубликуете в газете, и тогда все прочитают. И вообще, зачем нам привлекать внимание к тому, что он там похоронен?.. Ну ладно, тут ко мне деятели культуры пришли… Какой у вас номер вертушки? Я вам потом позвоню» — «Знаете, у меня нет номера…» — «Ах, нет?!» И в трубке раздались гудки. Материал Примакова «Матушка Александра» напечатан не был…
