А еще я чувствовала, что наконец-то худею. Было бы лукавством сказать, что все выходило само собой – нет, я твердо решила, что должна увидеться с Яриком, и усиленно готовилась к этой встрече. Ела мало, мало, очень мало и еще меньше.
Почему-то тот день показался мне особенным. Я и раньше сбрасывала понемногу, и все это происходило постепенно, почти незаметно. Мое тело вытягивалось, жир сменялся аппетитными округлостями, футболки уже обтягивали грудь, а не мерзкие складки, и формы становились более плавными и привлекательными. Но в это субботнее утро я заметила, что мне велики мои любимые джинсы. При ходьбе они сползали и едва не спадали. Это чувство пьянило!
Я разделась и встала перед зеркалом, разглядывая себя придирчивее, чем обычно. И мне нравилось то, что я вижу. И мне хотелось, чтобы Ярик тоже увидел меня такой.
Мне хотелось, чтобы он проявил ко мне интерес. Мечтала увидеть растерянность, а затем огонек в его глазах. Можно будет сказать что-то вроде: «Ты не полюбил меня такой, какой я была. Твое время ушло». Развернулась бы и удалилась, ведь теперь меня легко полюбит кто угодно.
Хотя кому я вру? Мальчишки никогда не бегали за мной, у меня никогда не было романтических отношений или поцелуев. Наверное, я бы схватилась за Ярика, как за последнюю надежду в жизни, прояви он ко мне хотя бы капельку живого интереса, и ни за что бы не отпустила. Да, в своих мыслях я была все той же жалкой толстухой, которая, собрав волю в кулак, на дрожащих ногах подходила, чтобы пригласить его потанцевать с собой, и видела рядом с ним другую.
– Хватит! – приказала я себе. – Теперь все будет по-другому.
Никаких унижений. Я отомщу ему. Отплачу ему его же монетой. На глазах у всех предпочту ему другого! Пусть поймет, как это больно. Нет, не смогу…
Разрываемая сомнениями, я продолжала крутиться у зеркала и понимала лишь одно: нужно увидеть его – и все встанет на свои места.
Желудок посасывало. И это было самое приятное ощущение на свете. Я физически чувствовала, как худею, я была на шаг ближе к идеальному телу. Находилась где-то на промежуточной станции между «еще не худая» и «уже не такая жирная», и это было маленькой, но победой.
Шестьдесят семь килограммов. Что это? Почти ничего. Ерунда, а не вес. По сравнению с тем, что было. У меня больше не выскакивал мерзкий второй подбородок, когда я смеялась. Мои руки больше не колыхались при ходьбе, а задница влезала в самые красивые джинсы. Жизнь определенно налаживалась.
