— Тогда бы мне не удалось вернуть тебе это. — Егор вытащит из-за спины черный клатч с серебряным замочком.
— Моя сумочка! — всплеснет руками Ника. — Как ты?! Где?!
— Просто ты дала очень хорошее описание. А «завсегдатаев»-карманников в таких заведениях я знаю наперечет.
— Откуда?
— Это был мой район. В смысле, когда я работал в полиции.
— Надо же. Переметнулся на другую сторону?
— Да нет, — скривит гримасу Егор, — просто обрыдло дань собирать. Не для того юрфак заканчивал. Я в хорошую фирму юристом устроился. — Он взглянет виновато, но не пряча глаз, и скажет: — Ты прости меня за вчерашнее. Я принял тебя не за ту…
Ника гордо вскинет подбородок и выпалит, разозлившись:
— Я что, похожа на проститутку?
— Прости, нет. Я не то хотел сказать. С этой работой я забыл совсем, что приличные девушки тоже бывают… Ну, и такая юбка короткая, и ты улыбалась так, что я решил, будто можно… Правда, прости! Чувствую себя последним мерзавцем. Стыдно.
— Спасибо за сумку. Пока, — скажет Ника и неторопливо пройдет мимо него дальше по улице, засаженной акациями.
Егор догонит ее и попросит пылко:
— Пожалуйста, дай второй шанс! Честное слово, я докажу, что я не такой…
— Мерзавец? — засмеется Ника слегка вызывающе.
— Пусть мерзавец. Да, я — не ангел совсем. Но не для тебя. Для тебя никогда больше, слово даю, — смутившись, ответит Егор.
— Ценю честность, — ответит Ника и не заметит, как несколько минут спустя будет рассказывать по дороге к остановке о том, что я пропала, о вежливом следователе, при имени которого молодой человек снова скривится.
Несмотря на волнения ночи, утро насытит свет. А солнце согреет землю, чтобы убаюкать дремлющие в ее недрах семена и с жадностью выпить капли росы на траве…
* * *
Солнце с жадностью пило капли росы на траве. Его лучи проникали сквозь ветви баньяна и ложились на землю неровными пятнами. Насытившись сладостью юного тела, Матхурава размяк и поддался неге. Но блаженство удовлетворения длилось лишь пару мгновений, ибо сквозь затуманенный ум до него донеслись тихие всхлипывания девушки.
Словно раскатом грома его поразила мысль: «Что ты наделал?!»
Ювелир подскочил на пригорке, устланном мягкой, как зеленый ковер, травой. Богато украшенный тюрбан сбил воздушный корень баньяна, свисающий подобно змее, с высокой ветки. Матхурава не придал тому значения. Обернулся на плач: селянка не убегала от него. Опозоренная чужая невеста дрожащими руками пыталась натянуть на грудь и живот выцветший синий камиз, хваталась то за платок, то за шальвары, распластанные в зелени.
