– Тебе скучно? – спросила Марина.
Он мотнул головой.
– А почему ты ничего не ешь и не пьёшь?
Почему он не ест? Артур бросил взгляд на стол, где посередине стояла чугунная сковорода с жареной картошкой, а на нескольких тарелках лежали солёные огурцы, какие-то, наверное, грибы, квашеная капуста, докторская колбаса, накромсанная толстыми кружками.
Гости говорили «У! Какой пир!», а Артур, с детства приученный даже дома обходиться ножом и вилкой, думал: «Какой кошмар». Есть толпой из общей сковородки он бы смог разве что под пытками.
Но Марина ждала ответа. Сказать ей правду, что ему это претит, он не мог – невежливо. Поэтому просто пожал плечами. Но Марина не согласилась.
– Нет, Артур, так дело не пойдёт. Не хочешь водку, давай со мной вина?
Ну как ей откажешь? Артур бы, наверное, и яду из её рук выпил с блаженной улыбкой на устах. Зажмурившись, опустошил стакан. Затем ещё один. Или не один? Артур со счёта сбился.
Опыта возлияния он не имел ровным счётом никакого. И тут сразу же захмелел.
И надо же – робости как не бывало. Язык, который постоянно его предавал, становясь деревянным в присутствии Марины, сейчас молотил без устали. Речь текла рекой. Слова и целые цветистые фразы давались ему легко и просто. И вообще всё вдруг стало нипочём. Он даже осмелел настолько, что обнял её за плечи и, кажется, пытался чмокнуть в щёчку. Это он уже плохо помнил. А что было потом – не помнил вовсе.
Но и этой малости ему хватило, чтобы на следующее утро, вспомнив, похолодеть от ужаса. Как он мог?! Да он же теперь в глаза ей не посмеет взглянуть.
Фотографии, конечно, потом были – скинула староста, удружила. После них ему стало ещё во сто крат хуже, потому что фотки оказались такие, что уж лучше бы их вовсе не было.
Какой же он там был ужасный. Рубашка нараспашку, улыбка во весь рот наиглупейшая, а глаза вообще косые. Зато кадры с Мариной удалось раздобыть, хоть какая-то радость.
Она, наоборот, на всех снимках казалась чем-то очень удручённой. Наверное, ей тоже не понравилась такая разнузданная гулянка, решил Артур.
Хорошо, что после этой злосчастной вечеринки начались каникулы.
Была надежда, что за две недели его позор забудется, и чувство стыда утихнет. Надежда надеждой, но каникулы он провёл в жесточайшей хандре.
Мать допытывалась, что не так. Предлагала поехать в Церматт, покататься на лыжах, подышать альпийским воздухом. Но Артуру не хотелось никуда. Его терзали стыд и тоска. И неизвестно – что больше...
