— Счастье — это возможность жить ради цели, поставленной еще в юности, а прочие земные блага, по-моему, тлен, — провозгласил берейтор Ченчо, на котором лежала обязанность снабдить каждую лошадь из герцогских конюшен подходящей сбруей и седлом. — И потому я вполне мог бы почитать себя счастливцем, если бы хоть изредка слышал одобрение моим делам. Но как известно… — он умолк, пожал плечами и предоставил другим решать, можно ли в таких обстоятельствах назвать его счастливцем.
Слово взял поэт Беллинчоли.
— Моим друзьям ведомо, что за много лет мне удалось собрать коллекцию редких и важных книг, а также приобрести несколько превосходных полотен кисти лучших мастеров. Но обладание этими сокровищами не сделало меня счастливым, я могу лишь с удовлетворением сказать, что жизнь моя прожита не совсем уж напрасно. И с этим надобно примириться. Ибо счастья в этом мире человеку мыслящему, пожалуй, испытать не дано.
Увидев Леонардо, он кивком поздоровался и продолжал в расчете, что тот услышит:
— Вдобавок меня весьма огорчает, что в книжном моем собрании не один год имеется пустое место. Оно предназначено для трактата мессира Леонардо о живописи, сей труд начат великим мастером уже давно, но когда он будет закончен… кто знает?
Леонардо, погруженный в свои мысли, приветного кивка не заметил и слов Беллинчоли не услышал.
— Он и не догадывается, что речь о нем, — сказал статский советник дель Телья. — Мысли его витают не в тесноте здешней юдоли, а среди звезд. Быть может, он именно сейчас доискивается, каким образом Луна сохраняет равновесие.
— Вид у него мрачный, — сказал камергер Бекки, ведавший дворцовым хозяйством, — будто он размышляет о том, как изобразить на картине гибель Содома или отчаяние тех, что не сумели спастись от потопа.
— Говорят, — опять вмешался в разговор молодой офицер дворцовой стражи, — голова у него полна удивительных замыслов, которыми он способен привести к скорой победе и осажденных в крепости, и осаждающих.
— Он безусловно пребывает в глубоких раздумьях, — сказал грек Ласкарис. — Быть может, изыскивает способ взвесить в каратах Дух Божий, в коем заключена Вселенная.
— Или размышляет о том, есть ли на свете некто ему подобный, развязным тоном объявил статский советник Тирабоски.
— Всем известно, что вы его недолюбливаете, — сказал поэт Беллинчоли. — Он для вас чужой. Но всякий, кто хоть немного его знает, невольно проникается к нему любовью.
Тирабоски скривил узкие губы в надменной улыбке, и разговор пошел о Других предметах.
