Ах, как ему хотелось есть!
Перепрыгнув через председателя совбесхоза, занимавшегося своим привычным делом, а именно медленно жалуясь на ревматизм председавшего и предвстававшего, Птиц попытался вспомнить, когда он последний раз ел, и ужаснулся. Неделю, не меньше! Ну да, это было в тот день, когда он слопал трубу с дома бабки Матрены, а все население деревушки гонялось за ним с вилами и ручными пулеметами. Он тогда спрятался от них в камышах и, прикинувшись ветошью, умудрился не отсвечивать. Правда, ветошь посчитала себя оскорбленной и даже приходила выяснять отношения, но так как личность она несерьезная, дело обошлось одной руганью.
Да, но что же придумать сейчас?
А ноги уже несли его к дому Рахедона — очаровашки. Птиц им безропотно подчинился, давно убедившись, что в вопросе добывания съестного ноги всегда несли его туда, куда нужно.
Дом у Рахедона — очаровашки был стандартный — пятиугольный со входом и с выходом, что было очень удобно. К неудобствам же относились окна в форме сердечек. Наружу через них выскочить было совершенно невозможно. Кстати, пора действовать. Но что же придумать? А вот что…
Проскользнув в огород Рахедона — очаровашки, Птиц остановился возле стоявшего на его краю пугала. Сойдет! Сняв с пугала старую заячью шапку, Птиц нахлобучил ее себе на голову, потом завернулся в добытый таким же способом, усеянный бесчисленными дырами, из которых торчали клочки ваты, лапсердак.
Ну вот, теперь осталось только втянуть шею. Больно уж она длинная.
Птиц попробовал. Получилось! Ну что же — вперед.
Метнувшись к дому, он услышал, как кто — то из проходивших по улице людей истошно закричал. Но это уже не имело никакого значения. Рывком распахнув дверь, гулко топая, он пробежал через сени и, ворвавшись в кухню, увидел Рахедона — очаровашку.
— Пожар! Рятуйте! — громко закричал Птиц.
Рахедон побледнел и как был в одних только запорожских шароварах, которые он в прошлом году выменял у заезжего пилигрима на фонарик, бросился во двор.
Прекрасно!
Посвистывая от возбуждения, Птиц подскочил к занимавшей половину кухни печке и, выворотив из нее кирпич, проглотил.
Прелесть!
Он прищелкнул от удовольствия языком. Потом проглотил следующий, еще один.
Блеск! Вкуснотища! А ну — ка следующий…
— Ах ты, подлец! — пропыхтел вернувшийся со двора Рахедон — очаровашка, бросаясь на Птица с кочергой.
— А в чем дело? — спросил Птиц и, выхватив у него из рук кочергу, моментально ее слопал.
— Да я же тебя, стервеца! — ошалело прошипел Рахедон, кидаясь к стене, на которой висел старинный мушкетон.
