Как новгородцы на Югру ходили | страница 7

Впереди всех старик шаман, колдун главный, а за ним чуть поодаль помощник его с большим бубном. У шамана рубаха-кухлянка нитками разноцветным расшита. Шапка с тремя лисьими хвостами, а на сапожка мягких уши куньи болтаются на верёвочках. На груди бусы костяные и ожерелье из клыков медвежьих: силу медведя оно шаману даёт. Ниже бус висит на шнурке блестящая фигурка человечка в юбочке. Руки в бока упёрты, словно собой похваляется, а сам смотрит косо, недоверчиво.

Ахмыл вперёд с Моиславом Поповичем вышел, переводит слова воеводы:

– Издалека к вам в гости пожаловали. Принимайте с миром. Хотим меха на железные вещи менять. Будете торговать?

Увидал шаман ножи, топоры и бусы, что Моислав Попович на земле разложил, – в глазах огонёк загорелся. Недобрый, жадный. Снял с шеи человечка, к каждому предмету приложил, поднёс к уху, затем сам что-то прошептал. Снова на шею повесил. Выхватил вдруг у помощника бубен, в пляс пустился.

– Это он у бога своего, Воршуда, разрешения просит с нами дружить, – объясняет Ахмыл. – Видишь, висит на груди божок, он и есть Воршуд, в нём сил шаманская, колдовская. Из-за этого божка все шаман боятся.

И правда, замерли все югричи, смотрят, как шаман колдует. Оттанцевал шаман. Пот градом льётся – жарко в меховой кухлянке, а снять нельзя. Она тоже заколдованная.

– Воршуд не отвечает, – сказал шаман гостям. – Сегодня пировать станем, а ночью я ещё спрашивать буду. Проходите – вон на пригорке у реки вам место, там живите.

Пошли гости через посёлок – удивляются: бедно югричи живут, не как новгородцы. Вместо изб землянки маленькие, крыши дёрном обложены, Посередине очаг дымит, а вокруг шкуры лежат. И лето и зимой – у костра. Все в мехах, а бедняки – чудеса!

Новгородцы шатры разбили, стали лагерем. Выбрал Моислав Попович подарки побогаче – шаману. Надо задобрить, иначе меняться югричам запретит.

Ночь настала. Заснул лагерь. А часовые у костров ходят, с дремотой борются. И посёлок югорский спит, только собаки воют.

Вдруг среди ночи у новгородских шатров в бубен забили громко, закричал кто-то тоскливо-тоскливо, словно заплакал.

Выбежали новгородцы из шатров. Видят, шаман юлой вертится, только лисьи хвосты на шапке мелькают. В руке у шамана бронзовый человечек зажат, он им в воздухе всё время какие-то узоры выписывает.

– Обижен очень, – говорит Ахмыл, – мало дали. Воршуд ему запрещает меняться.

– Ну и хитрец, ну и жадина! – ухмыльнулся Моисла Попович. – Сколько же ему надо?