Когда проводница возвестила о приближении Калининграда и велела сдавать белье, Лия не сразу поверила: за болтовней Наташи несколько часов пролетели незаметно.
Город встретил их легким морозцем, вырвал из легких клубы пара. Мурад поначалу решил изобразить из себя джентльмена, отобрал багаж у обеих – сумку Лии, рюкзак Наташи – и теперь ковылял, отдуваясь, к зданию вокзала.
– Слушай, давай возьму, если тяжело… – начала было Наташа, но Лия резко перебила:
– Не вздумай. Он здесь мужик, вот пусть и тащит. Нечего!
– Да мне не…
– Нет, тебе тяжело. Привыкай. Парням только покажи, что ты можешь сама, не успеешь оглянуться – он уже сам верхом запрыгнул и ножки свесил. Так и будешь ломовой лошадью.
– Эй, вы чего там шепчетесь? – прокряхтел Мурад, поправляя лямку непосильной ноши.
– Шагай-шагай, не отвлекайся.
Мурад выглядел довольно жалко в своей мотоциклетной куртенке и без шапки. Из темных курчавых волос, стянутых в хвост, торчали красные, как освежеванная дичь, уши. Наташа порывалась было предложить ему шапку, чтобы самой довольствоваться капюшоном, но Лия не позволила и этого. Пора бы мисс Добродушие усвоить пару уроков: если человеку охота выпендриваться, пусть хлебнет последствий. И даже когда пришлось задержаться у рамок металлоискателей, потому что Наташины протезы пищали, а Мурад в ожидании дрожал снаружи, Лия все равно не испытала к нему сочувствия.
Довольная и не обремененная багажом, она возглавила процессию до самой автостоянки, где их уже ждал водитель. Нет, не сама Мицкевич. Водитель на черной тонированной машине и сам был одет так, будто у него есть свой собственный водитель.
Лия с Наташей устроились на заднем сиденье, Мурад, как полагается мужчине, плюхнулся на место штурмана, видимо рассчитывая поболтать по дороге. Однако их рулевой оказался неразговорчив. Только сухо сообщил, что ехать часа полтора. От недосыпа и тишины Мурада разморило, он задрых, как ребенок, запрокинув голову.
Они ехали через город, Наташа, как восторженная туристка, все щелкала на телефон местную архитектуру. А там было что снимать. Все дышало Европой и разительно отличалось от того, к чему приучила Москва. Но Лия воздержалась от фоторепортажа. Не хотела уронить лицо и показаться неискушенной девчонкой. Решила, что, если потом захочет вспомнить, попросит пару кадров у Наташи.
Потом город кончился, исчезли из виду жирафьи шеи кранов, потянулись замерзшие сосны.
– Гляди, замок! – охнула Наташа, прилипнув к стеклу. Так сильно всматривалась, что на окне остались два запотевших пятна около ее ноздрей. – Разрушенный. Там бы какие-нибудь хорроры снимать…
