Один кадр на двоих, общие подушки и даже эта кличка… «Мурка…» Им уже есть над чем смеяться вместе. «Мы считаем…» Вы считаете – вы и езжайте.
– Ну супер. – Наташа дернула плечом.
– Что, правда? – Лия переглянулась с Мурадом. – Ты с нами? Мицкевич предложила оплатить билеты, значит, мы ей нужны. Там должно быть что-то стоящее… Предлагаю брать быка за рога и заказывать прямо на сегодня. Вечер тебя устроит?
– Не, ребят. Давайте без меня.
– Ты… Да как так-то… Ты прикалываешься, что ли? Тебе реально не интересно узнать, в чем весь прикол? – завелся Мурад. Горячая восточная кровь, куда ж без нее.
– А смысл мне ехать? Вы двое и так отлично справитесь. Расскажете потом, что как.
– Ты совсем ох… – начал Мурад, но Лия вытолкнула его из кадра.
– Погоди, – фыркнула она. – Наташ, давай все обсудим. Лично. Приезжай ко мне. Я обитаю в гараже, скромновато, конечно… Зато нам никто не помешает. Давай. Заодно прикинем стратегию для допросов: следователь с утра опять доставал по телефону.
«Скромновато», как ни странно, стало решающим словом. Если бы Наташу в гости позвал этот мажор, если бы и Лия оказалась из семьи аристократов, которые рождаются в норковых трусах, Наташа бы точно не решилась. Она редко сталкивалась с богатыми, но отчего-то ей всегда казалось, что всякий раз, когда они с ней заговаривают, это только из милосердия. Вот если, к примеру, кто-то пройдет мимо бомжа и не поморщится, а подаст копеечку и потом еще минут пятнадцать будет гордиться собственной добротой, то этот бомж почувствует примерно то же, что и Наташа на дне рождения богатого одноклассника. А гараж… туда не так стыдно и показаться.
Второй раз за последний месяц она выходила из дома. И снова Лия. Девушка с виду неплохая, но чем больше она врастает в Наташину жизнь, тем хлопотнее. Плюс такси. Ни за какие коврижки не хотелось испытывать эффективность лечения от посттравмы скоплениями народа в метро.
Гараж действительно оказался скромноватым. Спальный район, кооператив из восьмидесятых, дымящие мужики над открытым капотом. И хотя после теракта даже вид сигаретного дыма вызывал у Наташи панические атаки, сейчас отчего-то дышалось легко и диафрагма работала на полную. В мире ничего не изменилось. Где-то гремят взрывы, гибнут люди, а в Москве сейчас обычный февраль, коричневые лужи, талый снег и мужики в трениках и нирване неторопливых бесед о карбюраторе.
Наташе вдруг захотелось остановиться. Нет, это был не панический ступор. Просто внутри скреблось что-то колючее, непонятное. Не страх, не боль. Нехорошее предчувствие, что ли? Трудно было после стольких лет переступить через себя и снова попробовать общаться со сверстниками. Конечно, восемнадцать – не тот возраст, когда твое имя рифмуют с «какашкой», а саму тебя сравнивают с бегемотом. Но руки… Протезы вымораживают даже взрослых людей. Психология: видишь что-то новое – и не можешь отвести взгляд. Просто из любопытства. Не задумываясь о том, что в этот момент чувствует объект твоего внимания. Потом на лице заметна мысль «господи, жесть какая!» или «бедная девочка!». Или даже «а в носу ими ковырять можно?». И лишь потом человек усилием воли заставляет себя смотреть в другую сторону и делает вид, что ничего не заметил.
