Люди - народ интересный | страница 75
Потом на два с лишним года отец расстался с Котельничем, а так как он был однолюб. страстно привязан к маме, ко мне, то его постоянным желанием было скорее вернуться домой. Уже через много лет после папиной смерти я нашел далеко запрятанный им двойной портрет- мамы и меня: это он скопировал чертежным пером на ватмане, увеличив во много раз(40 х60), нашу фотографию, посланную ему в 1917 году в Ижевск Он так скучал о нас, что ему доставила, очевидно, радость работа над этим портретом. Но вот свойство его характера: из скромности, или стесняясь, или еще по какой –то глубоко личной причине он никогда не показывал мне ( ни ребенку, ни взрослому, и не уверен, что показывал маме) эту искусную копию, и она пятьдесят с лишним лет пролежала на самом дне ящика со старыми чертежами вместе с несколькими карандашными набросками с мамы, когда она была еще гимназисткой. Отец отлично рисовал, что видно по его ранним ученическим работам, но способности эти он применял потом только как прикладные, в помощь своим техническим и чертежным занятиям.
В раннем детстве, еще до этой почти трехлетней разлуки с папой. я очень любил домашние зимние сумерки. Рано темнеет, сразу же после обеда, но лампу еще зажигать не хочется, папа с мамой усаживаются рядышком против быстро синеющего в морозных узорах или сверху до низу заледеневшего окна – и поют Что поют? Как ни странно для столь далекого от грядущей2 революции семейного дома. они часто пели революционные. каторжные, тюремные песни: «Варшавянку», «Старого капрала», «Ночь темна, лови минуты», «За озером диким, Байкалом». Особенно любили петь песни на слова Некрасова- «Средь высоких хлебов затерялося», «Что ты жадно глядишь на дорогу», «Машу»:
Белый день занялся над столицей.
Крепко спит молодая жена
Только труженик – муж бледнолицый
Не ложится- ему не до сна.
Смешно, что слушая «Машу», я почему- то думал о них, о родителях. хотя что, казалось бы общего! Правда, бывало, мы с мамой уже спим, а папа сидит и сидит за чертежной доской или за учебниками. но бледнолицым или чахлым его уж никак не назовешь: крепкий. широкогрудый. с обветренным загорелым лицом. с темнокаштановыми кудрями и чуть посветлее усами и бородой…Да и мама, если ложилась раньше. то спала очень чутко. а уж когда я болел. то стоило мне шевельнуться- она моментально вскакивала. давала питье или лекарство. В такие ночи и папа с тревогой прислушивался – ровно ли дышит Леня. не хрипит ли у него в горле, в груди.