Бревна на нашем воре были настолько обжитым местом, что представлялись мне раньше и представляются нынче, в памяти, как нечто живое, почти одушевленное и одухотворенное На них было столько прожито, пережито, прочувствовано, прочитано( например- (весь Вальтер Скотт,- Диккенса я любил читать почему-то дома, зимой) и так хорошо мечталось; с их высоты можно было наблюдать и жизнь улицы, и встречать взглядом и приветственным возгласом папу, идущего домой со службы или с рыбалки и просто глядеть в небо. Чувствуя себя не на два- три метра ближе к нему, а на много световых лет.
Но существовали и другие бревна- считанные месяцы назад они еще жили, росли цвели, зеленели, словом, были деревьями, а к деревьям я всегда относился как к родным братьям. Сотни и тысячи их зимой спилили, свалили, срубили с них ветви, ранней весной спустили на воду и в виде плотов отправили вниз по реке. Подле нашего города поты эти остановились «стали на якорь», и это был их последний речной приют. В жаркие летние месяцы вода из-под них уходила, плоты постепенно оказывались лежащими на песке; до сени их успеют разобрать снова на отдельные бревна и увезут по железным дорогам в разные стороны, в дальние сухопутные города, или распилят на доски на местной лесопилке.
Всю первую половину лета, до наступления мелководья, эти растянувшиеся в длину версты на две, а в ширину- до середины реки караваны плотов, состоявших из еловых, сосновых бревен, скрепленных канатами, тросами, не то просто гибкими, прочными ивовыми ветвями, служили для нас, мальчишек, (да и для взрослых), чудным пристанищем. С плотов купались, ловили рыбу, по ним ходили, бегали, прыгали через «окна»- широкие и узкие водные промежутки, забирались в крытые корой шалаши, на дне которых была постлана солома, положены еловые и пихтовые ветки, здесь недавно спали и укрывались от дождя плотогоны, те, ко привел к нам эти плоты с верховьев Вятки и с берегов Моломы. (Кстати, какое счастье, что тогда еще не портили реку молевым сплавом - ведь это затонувшие топляки помогли ей потом обмелеть, так что нынче лишь в разгар половодья она напоминает прежнюю красавицу Вятку.)
После всего, что значили в моем детстве и отрочестве речные и домашние бревна, могу ли я, желая заклеймить чью –либо тупость, глупость, назвать или сравнить этого человек с бревном? Никогда! Для этого я слишком люблю и уважаю бревна, всякие, в том числе и кривые, и сучковатые- от них-то больше всего и пахнет смолой…
