Зима 1917-1918 года была уже скудноватой, особенно для приезжих людей, не имевших собственных огородов. Впрочем, сахара не было ни у кого, если не считать запасливых купцов. Однажды, пока я решал сложную арифметическую задачу, Калерия Николаевна успела сварить Юре кисель, где кроме клейстера из картофельной муки, подкрашенного клюквой, ничего не было. Юра отказался его есть. Калерия Николаевна смутилась, огорчилась и, словно бы извинялась перед сыном за неудавшееся кушанье… Мне стало за неё так обидно, что я хотел с жадностью накинуться на этот кисель, чтобы показать Юре пример: «Ах, как вкусно!» Но испугался, что Калерия Николаевнам примет это все за глупую шутку.
Кстати, при своей доброте Калерия Николаевна иногда поступала очень решительно. Так неожиданно оборвались её занятия с Васей Ш., тихим, воспитанным мальчиком, хорошеньким, как девочка. Она ещё до меня начала репетировать этого сына владельца большого, красивого дома, где помещался Волжско- Камский банк. Тогда редко кто из детей имел часы, а вот Вася то и дело среди урока отогнёт обшлаг рукава и взглянет- который час? Возможно, нделал это машинально, без всякого умысла, но Калерию Николаевну это так раздражало, что она, несмотря на бедность, отказалась от выгодного урока, а мне сказала, не то всерьёз, не то в шутку:
-Когда станешь взрослым, тоже никогда не смотри на часы…при гостях!
Вася Ш. Учился потом со мной в школе 2-й ступени, в параллельной группе, а затем, окончив счетоводные курсы Тупицына, долгие годы работа бухгалтером в Гужтрансе. Я его иногда встречал, приезжая в Котельнич; он был все таким же хорошеньким, но уже как девушка, а не девочка.
А Калерию Николаевну я в последний раз видел летом 1919 года. Она к нам зашла попрощаться, печально сказала, что мечтает скорее вернуться домой, в Петроград, но там так голодно… Куда идет сейчас -не сказала или я не запомнил. На окне у нас росли высаженные в глиняные горшки цветы, и я был благодарен маме, когда она срезала для Калерии Николаевны большую желтую розу- такие розы назывались чайными. Не могу понять, как это я, приехав в 1925 году в Ленинград и проживши здесь всю свою жизнь, не попробовал разыскать любимую учительницу. Слишком поздно у нас возникает потребность повидать человека из твоего детского прошлого.
