И все же это прекрасное местечко для жизни. Здесь все друг друга знают, и привычки каждого отсчитывают дни с уютной регулярностью метронома. Городской центр, застроенный маленькими деревянными домиками, словно сошедшими с кадров черно-белого кино; главная улица, Мейн-стрит, на которой все встречаются; тихие жилые пригороды, словно пребывающие в летаргии, в окружении полей, пастбищ, где кормятся свиньи и быки, и лесистых холмов, служащих границей от внешнего мира, – вот так выглядит наш городок. Что касается политики, в Карсон Миллсе обсуждать нечего, мы все республиканцы, а ежели кто не согласен, может валить отсюда. И так из поколения в поколение. Мэр, как и шериф, удерживают свои мандаты, и оба знают всех жителей по именам. Единственным предметом для ссор, способным разобщить обитателей города, являются церкви. Лютеранская и методистская. Каждый делает свой выбор, у каждой церкви своя паства, а между ними непроницаемая стена, какой нет даже между белыми и цветными: в Карсон Миллсе для вашей характеристики очень важно, с какой колокольни вам толкуют учение Господа. Лично я остерегусь выносить оценку той или другой церкви, это было бы несправедливо. Но могу утверждать, что именно церковные разногласия лежат в основе этой истории, по крайней мере, мне так кажется. Ибо любой, кто бы ни являлся свидетелем столь запутанного дела, тянущего на настоящий роман, знает: всегда сложно определить точную причину, зафиксировать исходную точку. Только в беллетристике можно отлить в конкретную форму любое событие, любое действие, любую фразу, превратить их в символический тотем и сделать из них начало своего романа.
Со своей стороны я старательно обдумал и перечитал до этого места, и если бы потребовалось определить, с чего все началось, я бы сказал, что все случилось примерно сорок лет тому назад, в тот июльский вечер, когда мечтательная и впечатлительная девушка Виллема Ходжсон провалилась в омут голубых глаз Ларса Петерсена (недавно прибывшего из Швеции на американский континент, в эту землю обетованную), и, завороженная его акцентом, столь стремительно заскользила по склону сладострастия, что раздвинула бедра и позволила себя совратить. В те времена в таком округе, как наш, чтобы сохранить достоинство и честь, проблему беременности в девятнадцать лет можно было уладить только одним способом: срочной свадьбой обоих виновников, так, чтобы роды хотя бы приблизительно соответствовали по срокам девяти месяцам с первой брачной ночи. Классика, скажете вы мне. Если не считать того, что Ходжсоны были истыми методистами, а Петерсены – убежденными лютеранами, и когда речь заходила о вере, главы обоих кланов, Саул и Ингмар, являли такой истовый пыл и такую преданность своим религиозным ценностям, что выходили за рамки раскола и бросались в чистый фанатизм. Когда Саул Ходжсон узнал, кто отец, его жене пришлось шарахнуть его железной кастрюлей, чтобы тот не задушил свою несчастную дочь. Со своей стороны Ингмар использовал проверенный метод и довольствовался тем, что, покачав головой, принялся избивать сына до тех пор, пока оба не потеряли сознание: один от града ударов, а другой от изнеможения. Но в обоих случаях и Саул, и Ингмар молили Господа, чтобы тот в милосердии своем простил детей за совершенный грех, хотя сами они пытались их убить.
