Старушка уставилась на меня немигающим взглядом. Заулыбалась, как-то даже приосанилась, молодея на глазах.
– Чего ж не подсказать? – проскрежетала. – Есть у нас двор, кхе, – усмехнулась она, – постоялый. Да негоже там девице одной появляться, разные люди там собираются.
Конь подо мною всхрапнул – его за хвост потянули маленькие перепачканные ручки деревенской детворы. Пацаненок, стоило ему встретить мой взгляд, тут же покраснел и отбежал к группе детей, что-то говоря им. Те с усердием вникали в каждое слово, заглядывая в рот и смотря, как на героя.
– Что ж делать-то? – вновь вернула свое внимание к бабушкам. – Мне на денек всего, может, на два.
То, что в местной гостинице спать небезопасно, я поняла еще на подъезде к деревне, гордо носившей название «Три дороги». Домов около сотни, может меньше – вот и вся деревня. Даже меньше той, в которой я ночью одежду воровала несколько месяцев назад. А значит, таверна у них одна, и двор постоялый – место сборищ всяких забулдыг. А мне только лишнего внимания сейчас и не хватало. Нет уж, лучше напроситься на постой к кому-нибудь из местных. Я бросила взгляд на старух, внимательно следивших за мной.
– Может, у кого из вас койка лишняя найдется? Я непривередливая и заплачу честно.
– А сколько предлагаешь? – прищурившись, спросила все та же старушка.
– Все по-честному. Цена вашего местного номера. За еду дополнительно серебрянка сверху.
Хорошие деньги для местных. Даже слишком. Но сейчас мне не с руки привередничать. Лариса думала так же. Мы с ней обсудили все еще утром, когда подъезжали к Трем дорогам. И теперь она сидела у меня на плече и помалкивала, крутя головой и осматриваясь.
– Ну пошли, – старушка с кряхтением встала со скамьи. – У меня поживешь. Если что, Магдой меня зовут.
Я соскочила с коня и, поддерживая за поводья, пошла вслед за Магдой. Назвать эту женщину милой старушкой у меня язык не повернулся бы. Несмотря на сгорбленную спину, палочку в руках, на которую она опиралась, Магда выглядела на удивление сильной, и сила эта шла откуда-то изнутри.
– А муж ваш против не будет? – спросила, поравнявшись с ней. – Ведьма все-таки.
– Вдова я, – коротко ответила она. – Отступники убили мужа и двух сыновей.
– Простите.
– Да чего уж там, – отмахнулась женщина, – дело былое. Забылось уже все.
Но я знала – такое не забывается. Это те раны, которые навсегда остаются, напоминая о себе тупой ноющей болью. И как бы сильно женщина ни пыталась показать свою стойкость, я заметила, как складки на лбу стали глубже, губы сжались плотнее, а шаг сбился. Напоминание о семье причинило ей боль. А тут еще и отступница на ночь просится. На душе стало как-то горько. Имею ли я право входить в ее дом после всей той боли, которую ей причинили чистые маги?
