Я прочел, мой друг, икая,
"Сказы нового Алтая",
Встретился бы их редактор,
Он бы у меня поплакал.
Дружный хохот взорвался под сводами физкультурного зала.
-- Андрейка, ай да экспромт! -- вскричал Виталий Карпов.
-- Бросьте зубоскалить. Человек к нам в гости приехал, а вы! -- сказал Костров, обнимая Рогова.
Насмешки смолкли, но сам Леня ничуть не обиделся на Субботина. Чуточку заикаясь от волнения, он проговорил:
-- А знаете, я с вами согласен. Она мне тоже не нравится, эта книга. Очерки, каких много. Разве так надо сейчас писать?
-- Вы напишете, Леонид Дмитриевич, -- ободряюще сказал Костров, -- вот увидите, напишете. Помните, ребята, какой у него был чудесный очерк: "Восемьдесят пережитых минут"? Читаешь, и слезы навертываются.
Рогов благодарно посмотрел на Кострова:
-- Значит, вы мне верите?
-- Верю.
-- Вот за это спасибо. А шутки и каламбуры -- это неплохо. Без них невозможно в любом деле.
Космонавтов влекло к Рогову, но вовсе не потому, что он был свежий человек в городке. Видели они в нем интересного рассказчика. Когда Леня начинал повествовать о своих скитаниях по Африке, о том, как попал однажды в землетрясение, наблюдал в Бразилии ловлю гигантской анаконды, путешествовал с геологами, искавшими в Якутии алмазы, его нельзя было не слушать. Скупыми, точными фразами рисовал он портреты индейцев, изображал бурю в тундре, рассказывал о панике на тонущем танкере.
В сущности, был он добрым покладистым малым. Но если требовали обстоятельства и надо было постоять за свою честь, Рогов становился жестким и непримиримым. Как-то сопровождал он космонавта в поездке по дружественной стране. Выдался жаркий день. После шестого выступления у космонавта голова раскалывалась от усталости... Скорее хотелось на отдых. На большой портовой город упали черные южные сумерки, когда закончилась последняя встреча в летнем театре. Под аплодисменты направился космонавт к своей машине. Но ее обступили десятки людей, тянули портреты и блокноты, выпрашивая автографы, журналисты пробивались с фотокамерами.
-- Товарищи, -- взмолился основательно охрипший космонавт, -- уже очень поздно, поэтому никаких автографов и никаких интервью. Завтра, завтра.
В эту минуту откуда-то вывернулся запыхавшийся полный пожилой человек с "лейкой" на боку и клеенчатой тетрадью в руках.
-- Товарищ, -- бросился он к гостю, -- всего несколько слов. Несколько слов для газеты "Рабочее дело". У нас это такая же газета, как в Советском Союзе "Правда". Всего несколько слов.
