Мальчишки тоже это заметили, потому что замолчали и застыли, словно внезапно заметили присутствие медведя или еще чего-то большого, зубастого и голодного.
Я почувствовал что-то, исходящее от Питера – не гнев, вроде бы, но что-то сильное и мощное, что он раньше никогда против меня не обращал. Эта сила скатывалась с него, толкалась в алое марево, окружившее меня, искрило об него.
Кое-кто из мальчишек охнул и попятился. В воздухе сгущался запах – тот запах почти горелого, который предвещает грозу.
Капелька крови скатилась у Питера с уголка губ, но повредило ли ему усилие моей воли или его давление на меня, я не знал. Я знал только, что во мне нечто потайное и дикое воет – воет, требуя еще крови, говорит, что ее всегда будет мало.
– Тебе прощается – на этот раз, – проговорил Питер – и мне показалось, что теперь слышу его только я один. – Но только на этот раз, потому что ты – Джейми, и я вижу, что ты расстроен. Но никогда больше. Если попытаешься их у меня забрать, я отрежу тебе руку.
– Никогда мне не ври, – сказал я. – Никогда.
Я ему не угрожал, потому что хоть эта скрытая часть меня продолжала требовать его крови, оставалась и та часть меня, которой было больно, когда я вспоминал, как мы были только вдвоем, и как мы были счастливы.
Питер почувствовал перемену, мой усмиренный гнев и, криво улыбнувшись, отвернулся, нисколько не боясь, что я всажу ему в шею свой нож.
– Я сожгу Многоглаза, – сообщил я его спине, – и проложу дорожку из крови к пиратскому лагерю, подальше от леса. Это хотя бы на время собьет Многоглазов с толку, особенно раз они думают, что у нас договор.
Питер повернулся ко мне, не обращая внимания на издевку: его лицо преобразилось. В глазах горело предвкушение приключения.
– Должно получиться очень весело! Гораздо лучше тупого налета. Лопну от смеха, если громадный старина Многоглаз завалится в пиратский лагерь и сожрет толстяка-капитана. Этот пират так разжирел, что биться с ним стало не интересно. Что скажете, парни? Проложим дорожку для Многоглазов?
Ответом стало какое-то неохотное бормотание, а не восторженные крики, которых явно ожидал Питер. Большинство новеньких (и немало стареньких) бросали взгляды то на труп Многоглаза, то на меня. Было совершенно ясно, что у них не было желания повторить такую стычку, особенно если в результате они повторят судьбу Гарри: сгорят изнутри от яда и истекут кровью.
– Это не сработает, если мы все прошествуем по прерии и берегу, оставив за собой след, – сказал я. – На самом деле это работа для одного или двоих.
