— Не приплетай сюда законы. Тебе заплатили, ты и приплясываешь перед этими, — Маркелыч кивнул на теснившихся в дверях "торпед".
— Попридержи язык, мужик! — зло осадил его сержант. — А то придется отвечать!
— Как скажете, ребята, — миролюбиво произнес прапорщик и отвернулся к окну.
— Выложите багаж на нижнюю полку, — распорядился Плотников.
— А вот это уже незаконно, лейтенант, — нахмурился Никита.
— Ничего подобного. Есть подозрение, что вы перевозите предметы, запрещенные к гражданскому обороту. В подобном случае мы имеем право досмотреть ваши вещи.
— Что ж ты с собой этих обезьян приволок, представитель власти? — не выдержал Маркелыч.
Обезьяны наградили его такими свирепыми взглядами, что оставалось только радоваться, что это не пушечные ядра.
— Это понятые. Все как положено по закону. Итак, вы отказываетесь предоставить вещи?
— Отказываемся.
— Неповиновение сотруднику милиции. Административная ответственность.
— Можете составить протокол.
— Так и сделаем. Ну-ка…
Старший лейтенант взялся за край нижней полки, намереваясь поднять ее. Лавин крепко прихватил его руку у самой кисти.
Сержант взял автомат наизготовку, но офицер остановил его знаком.
— А вот это уже сопротивление, — глядя Никите в глаза, тихо произнес он. — Состав уголовного преступления. В подобных случаях мы имеем право применять спецсредства: наручники, аэрозольные распылители, резиновые палки. В случае дальнейшего сопротивления — огнестрельное оружие. — Он понизил голос до шепота. — А я думал, что ты умнее, сибиряк. По крайней мере, мне так сказали.
— Ты что, недавно школу милиции окончил? — также шепотом ответил ему Лавин. — Шпаришь как по писаному. Отличником поди был?
— В знании законов — наша сила, — нормальным голосом продекларировал Плотников.
— А наша сила в надежде. Верно, Маркелыч?
— Точно, — продолжая глядеть в окно, как будто все происходящее его не касалось, буркнул старший прапорщик. — Пока дышу — надеюсь.
— Пусти руку! Считаю до трех и принимаю меры…
Они смотрели друг другу в глаза.
— Что здесь происходит?! — раздался в коридоре громоподобный голос, заставивший всех без исключения вздрогнуть. — Ну-ка, расступитесь!..
…Когда Кулаков расхаживал по вагону в своем спортивном костюме, вряд ли кто мог догадаться о должности, которую он занимал.
Дядька как дядька, лет за пятьдесят, с лысиной-аэродромом, простоватого, деревенского даже вида. Таких пруд пруди…
Сейчас, в новеньком милицейском кителе с полковничьими погонами, явно индивидуального пошива, с полоской орденских колодок, в изящной фуражке с высокой тульей и с блестящими кокардами на ней, он совершенно преобразился. И голос его — звучный, хорошо поставленный, командирский, идеально подходил ко всему его облику…
