— Гарет, — опять заговорила Анвин. — Послушай его. Что еще мы можем сделать? Нам самим этого всего никак не исправить. Помнишь, что я тебе говорила тогда, у меня?
Юноша помнил — теперь-то память вернулась к нему во всей полноте. Пришли разом и сладость, и слабость, и горечь. Ему вдруг сделалось противно от себя, безвольного и бессильного, только и способного, что идти у кого-то на поводу. «Наверно, — кольнула отвратительная в своей ясности мысль, — мать была по своему права, когда решила отнять ей же подаренный мне некогда дар. То, что мы делаем, не принесет добра… и встав на сторону Дунстана, я только сильнее все испорчу».
Вот только и как противостоять мертвому королю, он тоже не знал. Закончить как отец совсем не хотелось — особенно теперь, когда в запасе осталась всего одна смерть, окончательная и бесповоротная. Дунстан уничтожит саму его душу, не позволит больше родиться ни в одном из миров, прервав цикл перевоплощений без остатка — а он только начал вспоминать замок по имени Камелот, в котором некогда жил, прежде чем родиться в этой земле.
— Ну же, мальчик, — проронил Дунстан Кольдинг. — Не испытывай моего терпения, как делал этот глупец. Который, кстати, и впрямь приходился тебе отцом — только позволил заморочить свою бестолковую голову одному излишне пронырливому прохвосту. Хотел бы я назвать тебя сыном, да это, к сожалению, не так, а врать — не в моих привычках. Пошли, Гарет. Задувают злые ветра. Настало время их оседлать.
— Пошли, — рванулась вперед, хватая его за бессильно повисшую левую руку Анвин. — Я тебя люблю, всем сердцем люблю, сколько его у меня остается. Будь со мной, пожалуйста. Мертвым, живым — каким только угодно, лишь будь. Не позволяй его величеству тебя уничтожить.
Его величество…
Законный король, поставивший, как верно сказал отец, всю землю на край погибели. Гарет смотрел на Дунстана Кольдинга и не видел в нем больше ни мудрости, ни величия, ни права решать за других. Одну только нерассуждающую, безумную жажду продолжить свое существование любому доступными способам. Ту самую жажду, которую сейчас испытывал и он сам. Отпускать Анвин ему совсем не хотелось. Не хотелось оставаться мертвым. Не хотелось, чтобы весь этот безумный сон продолжался. Юноша ощутил настойчивое желание проснуться в собственной постели, и чтобы в окна лился солнечный свет.
Гарет разжал пальцы, позволяя колдовскому клинку истаять. Это получилось у него будто само собой.
