Думаю, что лучше всех пережили трагедию Ирен с Крисом. Ирен осмелилась сказать, что у них с Кристофером все еще жива их «великая любовь». Все остальные: тетушка Грасия и дедушка, Люси и я, например, тихо ненавидим друг друга. Однако я не могу сказать, что это вообще никак не отразилось на Ирен и Крисе. Ирен почти все время плачет. Трясется, как осинка, и стала особенно ранимой. Она не так подавлена, как тетушка Грасия, но, бедняжка, создает впечатление человека, пытающегося держаться в стороне. Думаю, что горе — одна из самых ревностных и эгоистичных эмоций, и Ирен это чувствует даже со стороны Криса. У нас нет никаких оснований ждать от нее тех же чувств, что переживаем мы; но поскольку она не так тронута, она эмоционально исключена из нашего общества и чувствует себя одиноко.
О Крисе тяжело писать и понять его тоже непросто. Он любил отца. Есть кое-что, что лишь ему одному приходится переживать, — раскаяние. Он превратил последние месяцы жизни отца в ад, и сам это прекрасно знает. Когда Крис думает о нашей потере, он белеет, как простыня. Крис, как и все мы, немного помешался. Джуди, нет никакого смысла отрицать — Крис в ужасе. И страх его съедает изнутри. Думаю, что так часто происходит с мужчинами и женщинами.
Крис вбил себе в голову, что рано или поздно во всем произошедшем обвинят Ирен, потому что она единственная, кто не был заперт в комнате той ночью. И Крис превратился в ищейку. Мягко говоря, спорная роль, и Крис справляется с ней плохо. Он слишком увлекся своим протестом. Насколько могу судить, единственное, что играет против Ирен — как раз отчаянные попытки мужа доказать ее невиновность. Все, кроме Криса, без каких-либо доказательств знают, что это не она. Я пытался донести это до него сегодня, но он не слушает.
Говорит, что ему приятно, что мы так его поддерживаем, но после расследования за дело может взяться закон. А к тому времени, если (или когда) это произойдет, он думает, что лучше собрать побольше доказательств чуть более вещественных (пусть и менее прекрасных), чем вера семьи.
Он ходит и выискивает эти доказательства с той ночи. Если он и нашел хоть что-нибудь еще стоящее, меня об этом не оповестили. Вот примерно так он строит свои мысли:
Веревка — так сказала ему тетушка Грасия — лежала на чердаке больше года. Ее привезли для сушки белья. Но она оказалась слишком толстой для прищепок, так что ее свернули и положили на чердак. Факт, что ту веревку кто-то достал с чердака, Крис считает невероятно важным. Вспомни малышку Люси, когда ей было четыре и дядя Финеас тайком отвел ее в цирк; после выступления клоуна она спросила: «Ефли бы он не был таким глустным, он был бы смефным?»
