Тетушка Грасия отложила ступку и выбежала из комнаты. Когда вернулась, она была зла и смеялась. Она сказала, что поймала Ирен на пути к дедушкиной комнате.
Олимпия вздрогнула в своей утонченной иностранной манере, которую так обожает Нил, и спросила, почему тетушка Грасия ее остановила. Олимпия заявила, что сейчас самое время для дедушки увидеть настоящую юную леди во всей красе.
Такие странные эти слова, не правда ли, дорогая? Само по себе слово «юная» звучит очень приятно; и «леди», хотя и уступает в очаровательности, все равно звучит весьма уважительно и невинно. Но вот если произнести их вместе, как это делает Олимпия, то получается оскорбление. Нил говорит, что с людьми так же. Говорит, что если взять милую девушку и уважительного безупречного мужчину и поженить их, то результат выйдет анекдотичный или оскорбительный, а может даже доведет до несчастья или преступления. Но, как я уже сказала, Нил превращается в какую-то ящерицу.
Олимпия спросила, как тетушке Грасии удалось остановить Ирен. Она загадочно ответила (да, это именно то слово, я специально посмотрела в словаре):
— Шантаж.
Олимпия рассмеялась одним из своих шумных заливистых смешков и ушла, потому что вся кухня была в пару, и находиться там было неприятно. Не знаю, поняла ли она, что имела в виду тетушка Грасия под словом «шантаж». Я поняла. Тетушка Грасия не знала, что я поняла.
Ирен мне все об этом рассказала. Ее первый муж, чье имя Арчи Биггли (так плохо звучит?), все еще без ума, преданно, горячо и нежно в нее влюблен. Он импортер, и когда она вышла замуж за Криса, находился в Бразилии. Сейчас он вернулся в Нью-Йорк. Он узнал о втором браке Ирен, и где она живет. Он пишет ей страстные письма. Даже больше; но не важно, думаю, что тебе это не очень интересно. Ирен до дрожи боится, что Крис узнает об этих страстных письмах. Она рассказала мне, потому что ей нужно было кому-то это рассказать. Не знаю почему, но она рассказала тетушке Грасии. Думаю, что Крис не узнает о письмах. Уверена, что они будут его раздражать. В последнее время он и так стал очень раздражительным, и это сказывается на его здоровье. Думаю, что он расстроен из-за Нома и золотой жилы.
Безмерно люблю вас с Грегом,
25 июня 1900
Дорогая, любимая Джуди,
Думаю, что очень мило с твоей стороны жалеть Ирен и сравнивать ее с Руфью[14], скучающей по дому и стоящей посреди чужого пшеничного поля. А вот Нил со мной не согласен. Он сказал, что неуместное сожаление — печать сентименталиста, и что все, кому может быть жаль Ирен на К‑2, могут с таким же успехом жалеть Калькуттскую чёрную яму
