— Худа как старая дева. Или она замужем?
— Вдова. Джудит Квилтер Уайтфилд. Уже долгие годы. Странно, что она так и не вышла замуж ещё раз, с ее-то деньгами. Но она все ещё свежа, как думаешь? Наверное, просто больше не хотела замуж. Но я ее и не виню; зачем ей это? В прошлом году объездила всю Европу со своей сестрой, Люси Квилтер Серини, и ее мужем…
— Ох! Неужто это она? Что-то я совсем не подумала об именах. Я писала рецензию на одну из книг Люси Квилтер Серини для нашего дамского литературного общества в прошлом году. Помню, тогда я узнала, что она родилась в Орегоне, но сначала не придала этому значения. Так они сестры?
— Да. Я никогда не читала ее работ. Та книга, про которую вы писали, была хороша?
— Ну… да. Знаете, она так уважительно отзывалась о…
Дверь лифта плавно открылась и захлопнулась.
Джудит взглянула в настенное зеркало и увидела в нем очень бледное лицо. Она наклонила голову и дрожащими пальцами начала щипать свои щеки.
— Пятый этаж, мадам. Справа от вас.
Пятьсот три — завяжу свои шнурки. Пятьсот четыре — захлопни двери. Пятьсот — ах, какие хитрые, какие мягкие войлоковые ковры. Они превратили ее в сыщика, тихо крадущегося к Нилу. Она хотела, чтобы ее выдал хотя бы изящный стук каблуков. Но никто, конечно, не станет свистеть по коридорам отеля. Может ей стоит попросить клерка подойти к телефону. Но нет, она уже обдумывала это прошлой ночью и сегодня утром, но отвергла эту идею.
Пятьсот шестнадцать. Она остановилась, расстегнула меховой воротничок и немного спустила пальто на плечи, обнажив белую шею. Джудит открыла сумочку и достала оттуда овальный золотой медальон 1890-х годов на цепочке из бисера. В одной половинке красовалась фотография старого джентльмена с белой квадратной бородой, широкими бровями, маленькими чувственными ноздрями и веселым прищуром, чудесным образом избавлявшим его лицо от бренности безгрешности. В соседнем овале маленькими буквами был отпечатан текст, бывший, как думала Джудит, более правдоподобным портретом ее деда. Он называл этот медальон «правилом поведения» и отдал его внучке в самый счастливый период ее жизни, буквально через несколько дней после того, как они с Уайтфилдом объявили о помолвке, — за месяцы до подозрений о том, что «сильная простуда Грега» могла быть серьезной.
«Джудит Квилтер, сохраняй спокойствие» — говорил медальон.
Грег никогда не понимал этих слов до конца. Однажды во время тех нервных дней в Колорадо, когда целая жизнь висела на тоненькой ниточке ртутного столбика медицинского градусника, он спросил у Джудит, когда та в очередной раз открыла медальон:
