Это, безусловно, раздражило лорда Лаудуотера. Он четырежды щелкнул пальцами и невнятно забормотал.
— Я скажу вам вот что: с меня достаточно общения с вами, — сказал Грей. — То, что вам нужно — это урок. И если я услышу, что вы запугивали леди Лаудуотер из-за этого пустяка — моего чаепития с ней, то я преподам вам такой урок — хлыстом.
— Вы преподадите мне урок? Вы? — прошептал лорд Лаудуотер и в бешенстве подскочил.
— Да. Я задам вам самую крепкую взбучку, которую задавали здесь кому-либо за последние двадцать лет, и начну с того, что снесу вашу уродливую голову с ваших плеч, — сказал Грей, повышая свой звонкий голос, так что в первый раз миссис Тернбулл, дрожащая от ужаса на лестничной площадке, услышала, что было сказано.
Голос лорда Лаудуотера был невнятным, и слова его звучали неразборчиво.
— Вы? Вы зададите мне взбучку? — завопил он.
— Да, я. А теперь — убирайтесь!
Лорд Лаудуотер заскрежетал зубами и снова щелкнул пальцами. Он хотел бы обогнуть стол и вытрясти из Грея душу, но не мог сделать этого — яростные слова, а не жестокие поступки были его коньком. Кроме того, было что-то пугающее в холодном и пристальном взгляде Грэя. Он снова щелкнул пальцами и, извергая поток яростной брани, повернулся к двери и ринулся вон из комнаты. Миссис Тернбулл бросилась в сторону спальни Грея.
На полпути вниз по лестнице лорд Лаудуотер остановился, чтобы прореветь:
— Я еще загублю вашу жизнь, негодяй! Попомните мое слово! Я с позором изгоню вас из армии!
Лорд вылетел из гостиницы и обнаружил, что конюх отвел его коня в конюшню, снял с него уздечку и задал ему корма. Лорд от души проклял его.
Грей встал, закрыл дверь и тихо засмеялся. Затем он нахмурился. Он вдруг понял, что его естественная манера обращения с лордом Лаудуотером была неудачной. По крайней мере, было возможно, что его обращение с ним было неудачным. Пожалуй, было бы разумнее быть с ним учтивым и твердым, а не твердым и провоцирующим. Но не слишком вероятно, чтобы от его учтивости было бы много пользы; эта скотина, вероятно, расценила бы это как слабость. Но ради Оливии ему, возможно, следовало бы попытаться его успокоить. Так же этот зверь ушел в ярости и выместит свой гнев на ней.
Что же ему лучше сделать?
Грею не потребовалось много времени, чтобы понять, что он ничего не мог поделать. Естественным поступком было бы пойти в замок и не позволить ее мужу — силой, если понадобится — оскорблять Оливию и издеваться над ней. Вот что его сильнейшие инстинкты велели ему делать. Но это было совершенно невозможно. Это бы неисправимо скомпрометировало ее. Он причинил ей достаточно вреда своим импульсивным, неосторожным поступком в лесу. Его лицо постепенно хмурилось, пока он ломал себе голову, чтобы найти способ действительно помочь ей. Казалось, что это тщетная попытка, но такой способ необходимо было найти.
