Пока хозяйка увлеченно занималась этим делом, я подошел к кровати и немного наклонился, чтобы получше разглядеть несчастного агента. Никогда до этого не встречал Мэрдока, но в том, что он серьезно болен, не могло быть никаких сомнений. Длинное лицо осунулось и приобрело почти трупный серый цвет, щеки впали; сквозь слегка приоткрытый рот были видны неровные зубы, а редкие брови и волосы на голове лишь подчеркивали это болезненное состояние. Казалось, мужчина был при смерти — никогда до этого мне не приходилось встречать человека в таком состоянии. Плюс ко всему эти ужасные слабые стоны… Слушать их было просто невыносимо.
После довольно продолжительного разглядывания Мэрдока я наконец отошел от кровати и только хотел обратиться ко все еще роющейся в бумагах миссис Мэрдок, как вдруг меня одолело жгучее любопытство. Я захотел проверить одно свое предположение. Я вновь приблизился к кровати и очень низко склонился над больным: в его тяжелом дыхании и стонах определенно было что-то монотонно-повторяющееся. Едва отдавая себе отчет о своих действиях, я протянул руку и положил ее Мэрдоку на лоб. Боже мой! Что же было не так? Мурашки пробежали по всему телу, на лбу выступил холодный пот. Я только что трогал не лоб живого человека. Тело-то вроде и было, с этим сложно что-то спутать, но только человеческой плоти не было. Нечто в постели не было ни живым, ни мертвым человеком, это была восковая фигура. Но как же она стонала и издавала такие глубокие тяжелые вздохи?
Сделав, возможно, самое большое над собой усилие за всю жизнь, я подавил желание воскликнуть, и когда миссис Мэрдок подошла ко мне с бумагами в руках, я просто взял их, не подав беспокойного виду.
— Это все относится к «Каталогу А», — сказала она. — Надеюсь, я правильно поступаю, вручая вам эти документы без ведома мужа. Но он выглядит очень больным, не правда ли?
— Он выглядит так плохо, как вообще возможно, — ответил я и направился к двери. Что-то в моем тоне встревожило хозяйку дома, и она наблюдала за мной с большим любопытством. На улице меня ждал экипаж. Я кивнул Викхэму и, даже не дождавшись миссис Мэрдок, что в попрощаться, запрыгнул в кэб и крикнул кучеру:
— Центральная станция! — и мы помчались по дороге. — Плачу соверен, если будем там до семи часов.
И мы поехали еще быстрее. Я не был хорошо знаком с Ливерпулем, так что не мог точно понять, где мы проезжали, и куда ехал кучер. Когда я садился в кэб, было без двенадцати семь. Время неслось, а станции все еще не было видно.
