Глава 3. Памятник нерукотворный
Началось с того, что на меня стала как-то странно смотреть лаборантка. Я объяснил это происшествием с Чистовымьевым и постарался не реагировать. Потом заглянул домовой Панфнутий, внимательно вгляделся в моё лицо, вздохнул и со словами: «Похож… А я вот за триста лет безупречной службы даже портрета не удостоился» — грустно побрёл восвояси. Но когда позвонил Роман Ойра-Ойра, моё сознание отказалось понимать происходящее.
— Алле, Привалов? Привет, старик. Ну ты даёшь… От скромности не помрёшь. Ты у нас как — дважды герой или кавалер орденов трех степеней? А может ты заслуженный деятель искусств, признанный при жизни? Перещеголял, брат, Пушкина! Ай да Сашка, ай да щучий сын!
— Роман, брось издеваться, что это на тебя нашло?
— Ладно, если считаешь, что все в порядке — мне-то какое дело? Имей только в виду — развеять твои изваяния будет стоить месячного лимита электроэнергии твоего ВЦ, я уже прикинул. Так что сам заварил, сам и думай, как расхлебывать.
— Ромка, ну не томи ты, говори, что стряслось?!
— Да ты что — с луны свалился? Ничего не знаешь? Заработался… Выгляни в коридор-то.
Я мысленно прижал уши к затылку и осторожно выглянул в коридор. Там вдоль стены стояло нагромождение каких-то нелепых фигур странного вида. Подсознание опередило моё сознание, и я ощутил холодок на спине раньше, чем понял, что я вижу. Вдоль стены тянулась бесконечная галерея каменных изваяний, каждое изваяние было моим портретом в различных нелепейших позах — карикатурными, как мне показалось, изображениями. Вдоль галереи ходили сотрудники института, кое-кто щелкал фотоаппаратами, обстановка напоминала смесь выставки потешного искусства и театрального капустника — прежде всего потому, что вместо обычного молчаливого созерцания статуй, как это происходит в музее, в данном случае коллеги эмоционально комментировали каждое изображение в отдельности и всю экспозицию вместе взятую. Моё имя упоминалось не всегда с должным почтением. Громче всех раздавался голос Камнеедова: «Вы это прекратите!» Я ущипнул себя и убедился, что, к сожалению, не сплю. Вдруг говор смолк… По коридору приближался Янус Полуэктович. Был ли это А-Янус или У-Янус, я поначалу не понял. В последнее время разница между ними становилась все меньшей и меньшей.
— Ну что, Александр Иванович, типичная ошибка программиста, как вы говорите? Зависание на цикле, так вы это называете?
И тут меня осенило!
— Точно! Я же не задал граничных условий выхода из цикла! Эх я, дубина!
