Временно задобрив Девяткину яствами, Таня пошла в зал, где резвились джазисты. И в полумраке, среди сонма лиц она снова увидела… его. Своего фантома. Теперь он ни с кем не разговаривал. С него слетел лоск самодовольства, он казался притушенным, его застывшая сосредоточенная мимика рельефно обострила одиночество. Он не чувствовал Таниного взгляда, судьба не собиралась помогать ей, как это обычно происходит в избитых мелодраматических сюжетах. Судьба — сплошной бег с препятствиями. Преодолевая их, мы ждем вознаграждения — и бываем жестоко разочарованы, когда вместо приза получаем новое препятствие…
Но ведь так и происходит, не так ли? Не одна неприятность за другой, а одна — над другой! Кто сказал? Одна писательница — Таня не помнила, кто именно. Работая в библиотеке, она пропитывалась цитатами, но не запоминала авторов. Однако здесь — в самое яблочко. Именно одна — над другой. Жизнь — это печальное восхождение к невыносимой мудрости ничего не ждать. К невыносимой легкости бытия — к чему же еще! Делать добро — и бросать его в воду. Что давно знают на Востоке, но никак не поймут на Западе.
То ли это была музыка, под которую мы предаемся потоку сознания, то ли моментальное озарение, отпускающее здоровые инстинкты на свободу, но Таня вдруг легко подошла к своему заклятому незнакомцу и, словно всю жизнь не вылезала из роли хозяйки вечера, предложила ему освежить бокал. Ведь в руке у нее по-прежнему была бутылка «Ламбруски», которой она потчевала злую Девяткину. А он… трогательно-благодарно смутился, сказав, что такое невыносимо легкое, блестящее и розовое вино не для мальчиков.
Невыносимо легкое…
— Наверное, его назвали в честь Ломброзо, — улыбнулся он, разглядывая этикетку. — Знаете такого?
— Конечно. «Гениальность и помешательство», — быстро ответила Таня, словно на экзамене, хотя из-за музыки едва слышала своего незнакомца.
— …и учение о типах преступников. Вы кого-нибудь здесь различаете?
— Доброе начало разговора, однако! Но могу вам сказать откровенно, что самая таинственная личность для меня на этом вечере — это вы.
Это было не пошлое кокетство, хотя вряд ли господин Фантом это почувствовал. Таня могла себе позволить правду — ведь у нее не было далеко идущих планов. Легко говорить правду, когда ты бескорыстен. Фантом улыбался все на той же игривой волне, но говорил вполне серьезно. Он — давний приятель Штопина. Этого факта было вполне достаточно, чтобы взорвать реальность игрой случая.
