Впрочем, Таня, согласно своей неистребимой тяге к поиску оправданий происходящего, тут же начала искать смягчающие обстоятельства. Ник вообще не должен был идти на эти похороны. Она и не ожидала, что муж составит ей компанию. И быть может, не так и странно, что он поспешно ушел…
Нет, это тысячу раз странно! — парировал разум. Как сомнамбула, Таня вошла в дамский туалет. У зеркала как скорбная статуя застыла Леночка. Плачущая. С чего вдруг?! В голове у Тани пронеслась бредовая мысль о том, уж не видит ли она наконец человека, который проронил слезу о Семене Штопине, жертве убийства…
И ведь все последние дни Лена Царева вела себя странно — только сейчас это стало отчетливо понятным! Словно она настраивалась на прыжок с парашютом — особая звенящая сосредоточенность.
Но прежде чем обо всем этом подумать, Таня рефлективно ринулась утешать:
— Лен, что случилось?
— Подожди, я сама разберусь, — шепнула Бэлла. Что ж, сама так сама. На Бэллу Максимовну можно положиться: утешая, она перестает быть начальницей, хотя и безжалостно развенчивает вредные сладкие иллюзии… Проверено на личном опыте.
Так что возвращаться из дамской комнаты Тане пришлось одной. И увидеть человека с тростью, мирно беседующего с известной всему литературному миру лютой редакторшей Арсеньевой! И это была не трость, а произведение искусства. Ее бронзовая рукоятка была отлита в форме головы птицы. «Тяжелый предмет, имеющий острые края» — кажется, так описал орудие убийства Бодрячок-следователь… Интересно, что сказал бы на сей счет наш маленький Пуаро! Досадуя на то, что незаметно сфотографировать чудной антиквариат и предъявить его Давиду не получится, Таня бегло оглядела хозяина трости. Остробородый старик в черном вельветовом пиджаке. Этот пиджак Таня определенно уже видела — но не факт, что на этом же человеке. Это лицо ей не запомнилось на вечере. Но трость! Неужели простое совпадение… И Арсеньева тут как тут. Существует какая-то неподвластная сознанию связь между совершенно чужими друг другу людьми…
А Таня чертовски рассеянна. Ведь это тот самый, первый оратор, произносивший речь о Семене! О том, что не успеешь познакомиться с самим собой — и уже умирать. Этот человек — университетский преподаватель Штопина… Эх, память девичья!
Извини, дружище Додик, забористого детектива из этого не выйдет. Даже заподозрить толком некого. Разве можно включать в черный список человека, для которого Штопин любимый ученик? Даже если предположить, что он публично врет. Сущий вздор, притянутый за уши, и никакого смака! Где острохарактерные персонажи? Где алчные жены-наследницы, где зловещие компаньоны по бизнесу, где мстительные обманутые мужья? Один муж, правда, маячил на горизонте, но Бэлла заверила, что Рашид — лучший из всех мужчин, кого она знала. Не надо бередить историю с Маликой…
