Из тех же соображений фильмы открывают списком действующих лиц, как в «Звездных войнах» (отчего экспозиция становится стремительной, а тон приобретает грандиозность), или заканчивают таким списком, как в «Рыбке по имени Ванда» (что добавляет фильму юмора и трогательности). Когда история в триллере развивается стремительно, «перескакивая с места на место», часто названия мест и даты накладываются на дальние планы. В таких случаях краткий рассказ приобретает большое значение. Ненадолго задержавшись на убедительном образе или новом факте, история чуть стопорится, но потом возобновляет свой ход, и публика уже не обращает на них никакого внимания.
Но публика не простит и кучи фактов, не мудрствуя лукаво введенных в диалог, никак не подходящий ни героям, ни сцене. Когда неумелый автор заставляет своих героев рассказывать друг другу факты, уже известные обоим, история натыкается на высокую изгородь, валится в дорожную пыль и может уже так и не подняться.
Вот вам пример.
Интерьер роскошной гостиницы, день.
Джон и Джейн сидят на обитом шелком диване, потягивая мартини.
ДЖОН. Вот это да, дорогая моя! Сколько уже лет мы знаем и любим друг друга? Больше двадцати, так ведь?
ДЖЕЙН. Да, с университета... Ваше мужское общество тогда закатило вечеринку и пригласило к себе наш Женский социалистический клуб. У вас все было так богато... Мы, бедные девчонки, называли вас между собой «Бета Тау Зета Миллиарды, Триллионы, Мультимиллионы».
ДЖОН (оглядывает их великолепный дом). Да... а потом я лишился наследства. Но мы столько трудились изо всех сил, чтобы иметь то, о чем мечтали. И мечты сбылись, да, троцкисточка моя?
Из этого разговора публика узнает семь вымышленных фактов: это богатая семейная пара в возрасте за сорок; знакомство произошло в элитном кругу их университета; он был из состоятельной семьи, она — из бедной; когда-то они придерживались противоположных политических взглядов, но теперь это дело прошлое; за много лет они научились так умильно подшучивать друг над другом, что от приторности выражений ноют зубы.
Сцена насквозь фальшива, а диалог напыщен потому, что написана она неискренне. Герои делают совсем не то, что кажется. Вроде бы они предаются воспоминаниям, но на самом деле излагают экспозицию для сидящей в зале публики.
Как мы уже писали, прозаики могут избежать таких фальшивых сцен, дав короткий набросок семейной истории, который своим приятным стилем свяжет вместе все факты. Если прозаику захочется, он в определенных границах может прямо рассказать своим читателям то, что им нужно знать. Бывает, драматурги и сценаристы рабски копируют прозаиков, прибегая к повествованию, но, за редкими исключениями, прямое обращение со сцены или закадровый голос с экрана не могут тягаться с экспозицией по интеллектуальной мощи и эмоциональному воздействию полностью драматизированного диалога.
