Она кивнула на прощание и вышла из кабинета. Уже закрывая за собой дверь, Оля услышала грохот и обрывок разговора:
— Тося, что там у тебя?
— Потап упал.
* * *
— Ну что, Геннадий Игоревич, как настроение?
— Прекрасное.
Денис такому ответу не поверил. Но не мог не отдать должного — держался Зеленский после первой в жизни клизмы молодцом.
— Нет ничего лучше, чем пациент в прекрасном расположении духа накануне операции. Ну, тогда через полчаса… — Денис посмотрел на часы и поправил себя: — Точнее, через сорок минут назначаю вам свидание в операционной.
— Хорошо, — мужчина еле слышно вздохнул. — Через сорок минут — значит, через сорок минут.
Дэн внимательно посмотрел на своего пациента. Волнуется. И, как и половина мужчин в такой ситуации, всячески скрывает свое волнение.
— Не переживайте, Геннадий Игоревич. Все сделаем без шума и пыли. Даже скальпель в руки брать не буду, честное хирургическое.
— Я помню, — неуверенно улыбнулся Зеленский. — Трансцендентальное чего-то там.
— Трансуретральная резекция! — Денис поднял вверх палец. А потом легко сжал Геннадию Игоревичу плечо — Все. Будет. Хорошо. До встречи в операционной.
В дверях Денис посторонился, пропуская медсестру. Помимо клизмирования пациенту Зеленскому еще предстоит перенести бритье паха. Но в стойкости духа Геннадия Игоревича Дэн не сомневался. Да и медсестра хорошенькая.
Правда, в данной ситуации это может оказаться не плюсом, а скорее минусом.
Анестезиолог кивнул, и Денис начал вводить трубку. По мнению Дэна, за изобретение резектоскопа надо было давать Нобелевскую премию. Почти ушли в прошлое мясницкие полостные операции, сроки реабилитации сократились в разы, нагрузка на хирургов тоже резко уменьшилась. Красота просто.
Денис теперь выполнял только такие операции. Он съел на них собаку. Конечно, за спиной шептались, что Батюшко отхватил себе самый перспективный пласт работы. Но он был первым в отделении, кто освоил эту технологию, и до сих пор считался лучшим специалистом клиники по ТУР[5]. И, наверное, только по этой причине его персональное кладбище оставалось до сих пор пустым. Самое тяжелое, что ему выпадало, — повторные операции после рецидивов. Но и с этим Денис прекрасно справлялся. «Верный глаз и твердая рука», — не без доли отцовской гордости шутил над ним Валентин Денисович.
У которого, к слову сказать, счет летальных случаев шел уже десятками. Но для нейрохирурга с тридцатипятилетним стажем и несколькими командировками в места боевых действий и серьезных природных катастроф — не так уж и много.
