– Да, Козлов действительно покончил с собой, – кивнул Злобин. – Явный суицид. А что касается Айдыгова… Я учту ваше мнение, Лев Иванович, обязательно учту. Скажу руководству СИЗО, чтобы приняло все меры для недопущения суицида. Обвиняемый обязательно должен дожить до суда! Обязательно!
– Да почему же так обязательно? Ведь процесс не обещает быть громким. Согласно вашему заключению преступление это – самое обычное, бытовое, никак не связанное с профессиональной деятельностью погибшего…
– А вот поэтому и надо устроить суд! – заявил следователь. – Чтобы прекратить всякие кривотолки. А то по городу каких только слухов не ходит. Да вы, наверное, слышали. Есть у нас любители всякие сплетни распространять. Что, мол, погибший Артюхов писал какую-то особую картину, и картина эта жутко разоблачительная, и потому его и убили… Вот мы всем этим слухам и положим конец!
– Ваша мысль ясна, – усмехнулся Лев. – Картина «Делёж» тут ни при чем, виноват случайный бродяга, к тому же приезжий… Мысль ясна… – И с этими словами покинул кабинет следователя.
Выйдя на улицу, он немного постоял, затем достал телефон и набрал на нем эсэмэс-сообщение: «Лечение идет трудно, диагноз никак не поставят. Чувствую себя одиноко, пускай приедет брат» – и послал его генералу Орлову. Это был шифр, с некоторых пор вошедший в обычай у них в Главке. Сообщение означало, что следствие идет с трудом, сталкивается с большим противодействием. И что он нуждается в помощи своего старого друга и напарника полковника Крячко.
Отправив сообщение, Гуров не стал звонить генералу Тарасову, а вместо этого отправился к нему сам. Войдя в управление, он попросил секретаря доложить о себе, и его тут же пригласили к генералу.
Войдя в кабинет, Лев внимательно взглянул на его хозяина. Теперь, кое-что узнав о начальнике управления, он смотрел на него другими глазами. И отмечал больше, чем в первый раз. При первой встрече он заметил в лице генерала лишь легкое беспокойство. Теперь же явно проглядывала какая-то задняя мысль, которую хозяин кабинета тщательно прятал от гостя. Глядя на генерала, Гуров был почти уверен, что этот человек мог участвовать в вымогательстве денег, получать подношения. А мог, если ему угрожала опасность разоблачения, и организовать убийство слишком проницательного художника и слишком много знающего бизнесмена…
Однако пока что все это были не более чем подозрения. А генерал оставался начальником управления, и без его помощи Гуров вряд ли мог вести в Княжевске эффективное расследование.
