– Скажите, Евгений, когда вы в первый раз увидели последнюю картину, которую писал Артюхов? – спросил Гуров.
– Вы имеете в виду «Делёж»?
– Да, именно его.
– В первый раз, в первый раз… – повторил Пикляев и задумался. Потом решительно тряхнул головой и сказал: – Пожалуй, месяца полтора назад. Да, это было в самом начале августа. Я как раз собирался на Медведицу, пришел к Григорию Алексеичу повидаться перед поездкой. Ну, и хотелось попробовать уговорить его съездить со мной.
– А вы вообще часто к нему заходили?
– Почти каждую неделю. А чего удивительного – ведь он мой учитель. Правда, в последний год отношения у нас испортились…
– Да, я тоже слышал, что вы с Артюховым ссорились, – заметил Лев. – А что стало причиной ухудшения отношений?
– Вот они и стали, картины наши, – кивнул на стену с развешанными на ней полотнами Пикляев. – Я никак не мог смириться с тем, что Григорий Алексеевич, с его чувством цвета, с его рисунком, пониманием природы, отдает весь свой талант на изображение изнанки жизни. Я все старался втолковать ему, что достаточно с нас передвижников, не нужно второго издания этого «социального направления». Только мы, художники, умеем донести до людей красоту мира, показать разные грани этой красоты. А разоблачениями пусть вон Настя и ее коллеги занимаются!
– И на этой почве у вас с Артюховым возникали разногласия?
– Да, возникали, – со вздохом признался Пикляев.
– А может, даже ссоры случались?
– Бывало и такое.
– А относительно этой последней картины, «Дележа», вы не ссорились?
– Была, была ссора, – ответил художник и снова тяжело вздохнул. – Наговорил я тогда лишнего… Сейчас бы взял все это назад, да уже поздно…
– А вы ему, случайно, не угрожали? – спросил Гуров.
Пикляев вскочил, глаза его метали молнии.
– Вижу, куда вы клоните! – воскликнул он. – Хотите сказать, что это я Григория Алексеевича убил из зависти к его успехам! Да как вы могли такое подумать! Я за Артюхова свою жизнь готов отдать! Если бы я мог его спасти, уберечь от убийцы, я бы все сделал! Своим телом его заслонил! А вы…
– Спокойней, спокойней! Я вас ни в чем таком не обвинил, так что это вы на меня напраслину возводите, а не я на вас.
Пикляев еще немного постоял, гневно сжимая и разжимая кулаки, потом взял себя в руки и сел.
– Да, вы такое не говорили. Но до меня доходят… разные слухи… – мрачно произнес он.
Тут заговорила Настя, до этого хранившая молчание:
– Да эти слухи по всему городу ходят. И я знаю, кто их распространяет! Это начальник управления генерал Тарасов, вот кто! Он всем говорит, что это Женя убил Григория Алексеевича.
