Вы должны заинтересовать туристов, привлечь к себе внимание мира.
Только тогда, — говорила Сара, а мы ей внимали, — когда взоры всего мира будут прикованы к гибнущему Терезину, мы сможем начать процесс ревитализации города.
А ревитализация означает оживление или даже возрождение, объяснила она.
Сара занималась не только историей, этнографией, литературой, культурологией, религиоведением и тому подобным — все наши студенты, прежде чем попали к нам, обучались таким диковинным специальностям, исключение составлял один я, прошедший лишь училище, да и то не до конца… Сара, кроме того, умела рисовать, и однажды вечером, когда я под диктовку Лебо стучал по клавишам, она вдруг издала победный вопль — да такой, что мы аж подскочили… Сидя на койке, она показала нам майку, на которой, как она сказала, был изображен писатель Франц Кафка, эту майку Сара купила в Праге, но сейчас она начертала под портретом Theresienstadt[7], а еще нарисовала виселицу и написала: «Если бы Франц Кафка не умер своей смертью, его убили бы здесь»… Вот это и вправду может сработать, заявила Сара и прибавила, что и не подумает обращаться ни в какую швейно-печатную фирму, майки мы будем по их шаблонам изготовлять сами, вручную и творчески, только такое в нашем случае имеет смысл.
Мы с Лебо кивнули, окей, мы верили ей, как-никак она пришла к нам из внешнего мира.
Тогда мы с Сарой уже отлично понимали друг друга, поначалу же, когда она, подавленная и с темной тучей в душе, блуждала среди руин, я незаметно следил, как бы ее, к примеру, не затянуло бесповоротно в образовавшуюся после паводка воронку или не унесло одним из потоков черной воды, какие местами, вырываясь из катакомб, заливали низко расположенные развалины… следил, чтобы она не заходила слишком далеко в здание старого цейхгауза с разрушенными стенами, где ей на голову мог упасть кирпич… Сара привыкла ко мне и моему стаду; я показал ей свой хлев, и ее не испугал даже бодливый Боек.
Саре были по душе мои козочки, а я ее однозначно любил, или как это назвать, хотя она меня, скорее всего, нет, этого я уже не узнаю… как бы то ни было, мы переживали друг с другом и порывы страсти, ведь для этого довольно было просто рухнуть в красную траву. Больше я об этом ничего не скажу. Потому что человека, который при всех без стыда болтает о таких вещах, я бы без колебаний поставил к стенке, совсем как в старые времена.
Под вечер мы поднимались и гнали стадо домой. Люди над нами все равно посмеивались, подшучивали надо мной и Сарой. Ведь пыль с крепостных кирпичей остается на волосах, въедается в одежду и в кожу, и все понимают, почему кто-то катается по траве.
