Вот круг идей, вызвавших за экстатическим взрывом пятой симфонии прекраснодушные переживания шестой, Пасторальной, симфонии (1808).
Какое счастье, что человек не покинут на самого себя и что окружен он одушевленностью всего мира! Его влечет дальше от города, тонущего в клубах свинцовой гари, чрез горы и долы, на прозрачный весенний воздух, в круг простых и веселых поселян. Там, среди них и в одиноких лесных прогулках, он хочет слушать пение соловья, перепела и кукушки и там хочет благоговейно внимать чередующимся голосам неба, земли и воды.
Все должны знать, что означают новые звуковые мысли Бетховена. И вот сам автор дешифрирует их: это — выражение радостного чувства по' прибытии в деревню — сцена у ручья–веселое сборище поселян — гроза, буря — песнь пастуха — радостное и благодарственная молитва после бури.
«Скорей выражение чувства, чем звукопись» пишет он дополнительно на концертной афише.
Могла ли надолго удовлетворить Бетховена сантиментальная мечта буколической поэтики? Ведь он правдолюб и не терпит условностей. И потом он слишком домогательно требует от искусства, чтобы оно творило все новые и новые ценности.
У стремительное и волевое, творчество его в неустанной смене руководящих идей. Проносятся военные бури 1813–1814 г. г. Бетховен отвечает на них двумя симфониями, седьмой и восьмой, но неугомонная мысль ставит пред его взором иные задачи для преодоления.
Душевный опыт Бетховена подсказывает ему потребность возврата к трагическому уклону С-mоll'ной симфонии. Ее эмоциональная схема: вызов, борьба, богоборческое колебание основ видимой действительности, предельное напряжение волевого начала и конечное его разрежение продолжает волновать его и, быть может, волнует еще сильнее прежнего. Не может стать иначе: наперекор горчайшим жизненным испытаниям, воля Бетховена окрепла, а неудовлетворенность возросла.
«Мне все кажется, что написал я лишь две — три строчки», признается автор восьми симфоний в 1824 г. своему издателю Шотту в Майнце.
Но мысль борьбы и просветления должна получить на этот раз совершенно новое выражение.
«Совсем новые планы рисуются мне теперь», сообщает он Фанни дель-Рио в 1818 г.
Мысль Бетховена зреет долго. Неудивительно: солипсист, эгоцентрик, гордый утверждением суверенного Я, удовлетворенный сознанием «Я есмь», он уже не хочет быть в центре творческого устремления. Человеческую задачу борьбы с Роком и свою великую жажду очищения он хочет дать не личности, не единоборствующему герою, а хору трагедии.
