Здесь есть две точки обсуждения: временной отрезок и вероятность эволюционного изменения, возникающего в течение этого времени. Геологическое время не бесконечно, но оно долгое, очень долгое, или глубокое — хорошее слово для описания, предполагающее, что в глубинах пород скрыто то, благодаря чему мы можем многое узнать об этом отдалённом прошлом. Понятие «глубокое время» возникло вместе с популярной работой по геологии американского автора Джона МакФи под названием «Basin and Range» В ней он изложил, как геологи интеллектуально и эмоционально развивают у себя ощущение необъятности времени.
[3] Осознание наряду с этим необъятности биологического разнообразия ископаемых форм открывает исключительные перспективы, и это может быть наиболее фундаментальным вкладом в человеческое понимание вселенной в сравнении с тем, что могут дать геологи и палеонтологи.
Благодаря датированным ископаемым остаткам, размещённым на эволюционных древах, и оценкам, основанным на молекулярных данных, мы знаем, что жизнь произошла, по крайней мере, от 3,5 до 3,2 миллиардов лет назад, и что возраст многоклеточной жизни составляет, как минимум, 700 миллионов лет.[4] В двадцатом веке одним из главных достижений в геохимии была разработка нескольких методов датирования горных пород, основанных на изотопах различных химических элементов, что привело к надёжному установлению абсолютного исчисления времени протяжённой истории Земли и жизни. Считалось, что эволюции биологического разнообразия требовались длительные периоды времени. Дарвину было важно собрать информацию о древности Земли и жизни. Он был озабочен тем, чтобы для эволюции действительно сложных структур, вроде глаза, было «достаточно» времени. Дальнейшее открытие мутаций и их «беспорядочности», на первый взгляд, сделало оправданным волнение Дарвина.
Эволюция далека от случайного процесса, и обезьяны за пишущими машинками — это не лучшая аналогия для эволюционных процессов. Одно из главных замечаний, сделанных в недавно вышедших книгах по эволюции — указание на нехаотичность и предсказуемость эволюции. Это не теоретическое заключение, а скорее нечто, проявляющееся эмпирически в характере явлений, заметных в фенотипах и генотипах ныне живущих видов, а также в ископаемых остатках живых организмов. Факт того, что мутации в некоторых генах имеют высокую вероятность быть отобранными неоднократно в независимых родословных линиях, сталкивающихся со схожими условиями окружающей среды, получил название «параллельная генотипическая адаптация». Это делает генетические траектории адаптивной эволюции до некоторой степени предсказуемыми, что даёт ключ к реконструкции молекулярных процессов, которые с большой степенью вероятности работали у вымерших видов, несмотря на случайный характер эволюции. Индивидуальное развитие у вымерших видов также можно реконструировать благодаря открытию принципов, которые являются общими для огромных групп видов и даже включают использование одних и тех же генов, отвечающих за индивидуальное развитие. И всё же разнообразие, как в смысле количества видов, так и в смысле многообразия форм, настолько же обширно, насколько протяжённо время, в течение которого оно эволюционировало.
