Специалистом же в области русского языка Бак стал совершенно случайно. В пятидесятых, в самом начале корейской войны, когда ему было двадцать два, его призвали в армию. Ко времени призыва он учился в колледже, но особой тяги к языкам не испытывал. Намеревался выучиться на инженера. Однако, проходя отборочные экзамены в армии, проявил лингвистические способности и очутился в Монтерее, в военном институте иностранных языков.
Дальнейшее развитие событий привело Бака в изумление. К концу первой недели обучения он оторвался от своей группы месяца на два. Преподаватель, русский иммигрант из Казахстана, был ошеломлен. Бак не только быстро овладел русским алфавитом, синтаксисом и особенностями русской грамматики, но и мгновенно воспроизводил любой диалект, на котором к нему обращался собеседник. Две недели спустя он стал своего рода знаменитостью. Русские, преподающие в институте, приглашали его поговорить по-русски, и он тут же начинал отвечать с тем же акцентом, с которым говорили они. Если его собеседник был родом из Грузии, в русской речи Бака начинали звучать грузинские нотки. Если он говорил с ленинградцем — свойственные ленинградцам интонации. Преподаватели внимательно вслушивались, иногда улыбаясь, когда Бак воспроизводил непривычный акцент. Еще неделю спустя Бака отчислили из группы — объяснили, что его присутствие на занятиях деморализует остальных курсантов.
Оставшийся срок обучения в Монтерее Бак прожил как бы двойной жизнью. Первую половину дня он был занят курсом усиленной языковой подготовки, где изучалось все — от древнерусской литературы до современных научных трудов. Во второй половине дня он превращался в объект изучения группой психологов, пытавшихся понять секрет его успехов в овладении русским. Его прогоняли сквозь бесчисленное множество тестов с целью определения способностей, физических и интеллектуальных возможностей и индивидуальных качеств. Результаты же престраннейшим образом свелись к нулю. Бак обладал коэффициентом умственных способностей среднего студента — около 122. Он показал весьма приличные результаты в тестах на реакцию на слова, но память его отнюдь не оказалась лучше, чем у среднего курсанта. Слух же оказался даже ниже среднего. Умение воспроизводить тональность, частоту и уровень звуковых колебаний оказалось феноменальным, но не подкреплялось никакими иными способностями. Психологи одновременно были и заинтригованы, и подозрительны. Все им казалось, что Бак чего-то не договаривает. Один из них выдвинул версию, что в раннем младенчестве на Бака произвел глубокое впечатление некто, являвшийся носителем русского языка. В развитии оной версии он даже подготовил статью, озаглавленную «Показательный пример отложения в памяти полученных в младенчестве языковых навыков». Тот факт, что установить присутствие в детском окружении Бака кого-либо, говорящего по-русски, так и не удалось, на ученого мужа ни малейшего впечатления не произвел.
