— Царское Село — есть что-либо о нем?
— Полковник, вы очень нетерпеливы! «Из рассказов моих товарищей мне известно, что вторая рота нашего батальона изъяла ценности из дворцов в пригородах Ленинграда. Я лично при этом не присутствовал. В Царском Селе…» Вот, слушайте: «В Царском Селе рота захватила и вывезла имущество Большого дворца-музея императрицы Екатерины. Со стен были сняты китайские шелковые обои и золоченые резные украшения. Наборный пол сложного рисунка увезли в разобранном виде. Из дворца императора Александра вывезена старинная мебель и богатая библиотека в шесть-семь тысяч книг на французском языке…»
— Образованный был царь-то, а?
— «…и свыше пяти тысяч книг и рукописей на русском языке. Среди отобранных книг было очень много исторической и мемуарной литературы на французском языке и большое количество произведений греческих и римских классиков, являющихся библиографической редкостью…» Больше у этого «доктора» ничего о Царском Селе, о Янтарной комнате нет.
— Как нет? Вторая рота не вывезла «Бернштайнциммер»?
— Значит не вывезла. Но библиотека Александра! Где эти книги?! Так, дальше идет сообщение о разграблении, «спасении», так сказать, украинских ценностей…
— Подождите, — останавливает его полковник. — Это потом. Посмотрите, что там еще есть по Царскому Селу?
— Айн момент, айн момент. Альзо, вот. Тут еще много чего есть. Сейчас, минутку, герр оберст, может, мы еще чайку попьем? Поставьте, пожалуйста, чайник и посмотрите, в коридоре кто-то ходит.
Иду за водой, но предварительно осматриваю этаж: никого нет. Пусто и в трех примыкающих к нашей комнатах. Тут только что был сделан ремонт. Высокие, с богатой лепниной потолки, окна с фигурными рамами. Как все странно, как все странно… Вот в этой комнате был кабинет генерала Званецкого, Литкиного отца, вот в той — спальня, в этой, самой маленькой, жил адъютант генерала, весь затянутый в скрипучие ремни лейтенант Валерий Лосев, «Валерчик», как его презрительно звала Лита. А там, где сейчас работаем мы, была «музыкальная комната». Там огромный, черный, блестящий, на массивных тарелочках из литого стекла рояль стоял. Генеральша, Литкина мама, мощная, с сильными мужскими руками дама, военный хирург, на рояле играла и, попыхивая папиросой, пела густым, рокочущим голосом: «Ямщи-ик, не гони-и л-лашаде-ей…»
— Никого нет? Все спокойно? Возьмите трубку, — говорит Василий Митрофанович. — Но только про архив ни гу-гу!
— Если сможете, приезжайте сегодня к восемнадцати в кирху Юдиттен, — слышу я голос отца Анатолия, настоятеля создаваемой в городе православной церкви. — Будет небольшое, но торжество.
