Наконец, монах стал умолять Белую пощадить его жизнь; тогда, по мановению ее веера, демоны исчезли.
— Ну, мао-шанец, — сказала Белая полуживому монаху, — убирайся вон отсюда; если наступающая ночь застанет тебя здесь — то пеняй на себя: с тобой случится нечто похуже, чем было сейчас!
Монах не мог больше сопротивляться. Не сказав ни слова, он ушел из Су-чжоу.
Было утро, ясное и теплое. Это был день Дуань-ян-дзе, праздник Дракона, Возрождение Мужского Начала, день смерти великого Цзюэ-юаня>26.
Это великий, страшный день для всех духов тьмы, оборотней, ведьм, змей, скорпионов и других ядовитых гадов и насекомых. Ни один оборотень в этот день ни за что не решится появиться в людном месте, потому что всякий человек непременно имеет при себе священные растения или волшебный порошок сюань-хуан. А в присутствии этих божественных предметов всякое колдовство разрушается, духи теряют свою волшебную силу и все принимают свой настоящий вид.
Зеленая была осторожна. Сказав домашним, что она нездорова, она легла в постель в темной комнате и просила не тревожить ее до двенадцати часов — это был час, когда кончается праздник. Но самонадеянная Белая сказала ей, что сама она не боится вредных для нее влияний, — и занялась домашними работами.
Но она чувствовала, что ее сила все уменьшается. Она напрягала всю свою волю, чтобы удержать свое могущество — но напрасно… Белая так измучилась в этой борьбе, что у нее сделалась жестокая головная боль и она тоже легла в постель.
Ханьвэнь, встревоженный внезапной болезнью жены, подумал, что ее укусило какое-нибудь ядовитое насекомое или змея и бросился в свою лавку за лекарством. Через минуту он вернулся к жене с чашкой, полной серного вина.
Но Сучжэнь отказалась пить: она отлично знала действие такого вина в этот день для всех существ, имеющих, подобно ей, двойной образ.
Ханьвэнь, как обыкновенно большинство мужей в подобных случаях, — настаивал.
Как ни упрашивала Сучжэнь, как ни умоляла его оставить ее в покое, но Ханьвэнь, желая показать свою заботливость, продолжал настаивать.
Сучжэнь в это время была только слабая женщина; она не могла проявить ни обычного ума, ни твердой воли.
С отчаянием в душе, она, в конце концов, принуждена была проглотить немного страшного вина…
А Ханьвэнь, удовлетворенный сознанием, что он выполнил все обязанности хозяина дома и мужа, вышел на улицу.
Китайцы — большие любители всяких празднеств и зрелищ. Громадные толпы народа покрывали все улицы, набережные и мосты. Люди то двигались друг другу навстречу, как муравьи в муравейнике, с трудом протискиваясь вперед; то людская волна принимала одно направление и вливалась в какую-нибудь улицу, увлекая всех попадающихся ей на пути и заставляя их идти по своему течению, даже если они этого и не хотели.
