Этот порыв длился две минуты и, равно как и все остальные порывы, стал для меня неразрешимой загадкой. Куда делся алкоголь и откуда вообще взялись все эти слова в голове?
И вот уже я отправляю свою старую «Нокиа» в карман, едва удосужив собственный текст единственным беглым прочтением, — ведь вокруг уже снова веселье, кутерьма, и несколько минут отделяют кучку друзей от Нового года…
А «Демон» со своими «Страницами» обрушился на меня во время железнодорожного путешествия. Среди ночи, в поезде, практически без света и фактически без правок я положил начало «Запискам» и завершил первую «Страницу», едва прикончив чашку чая…
Последующие «Страницы», включая «Эпилог», также стали следствием внезапности — между каждой из них просочилось несколько месяцев всевозможных иных вдохновений.
Ярко помню, как проезжал в автобусе мимо футбольного стадиона, когда полезли мысли, никак с ним не связанные. Я видел зелёный газон и вспоминал тренировки в футбольной команде, а потом внезапно достал телефон и написал вторую «Страницу» «Записок демона».
Вот и сейчас, совершенно внезапно для себя, я пишу это послание своему будущему Читателю.
Безусловно, к этому моменту я окончательно сформировал текст книги и уже более месяца знал, что мне необходимо поговорить с вами, рассказать о себе — подобный сборник без вступительного или завершающего слова был бы неполным, НО! — Я не обдумывал заранее, чем буду делиться и что именно собираюсь писать, — иными словами, внезапно — это то, что происходит в момент, когда я пишу эти строки, а вы их читаете. Такой себе своеобразный книгомост или эфир с вами, в котором я предстаю эдаким Хароном, уговаривающим читателя из мира живых посетить мои Страшные Сказки.
Интересно вам или нет, но я — левша, Скорпион, взращённый на творчестве Дж. Х. Чейза, А. Кристи, А. К. Дойля, Э. Берроуза, Р. Л. Стивенсона, Р. Сабатини и многих других. С самого раннего детства ваш покорный слуга глотал мамины любимые детективы и приключения и рисовал в своей голове картинки гораздо эпичнее и красивее, нежели в современных киноблокбастерах. Но в этих книгах всё было очевидно, развёрнуто, и эта завершённость разочаровывала — я тогда ещё не понимал почему, но мне не нравилось послевкусие. Оно было горьким.
Уже в сознательном возрасте я понял, что мне гораздо вкуснее читать неоконченное.
Тогда, ещё не начав толком писать, я уже знал, как буду заканчивать. Не уверен, что именно это знание повлияло на общую размытость моих новелл (отсутствие чётких описаний, привязок к местности) — всё же внезапное вдохновение никто не отменял, но — с первого рассказа, с первого текста и стихотворения эта манера оставлять начатое на растерзание мыслям читателя стала эдакой личной фишкой.
