Новшеств мать не любила и в домашнем быту поддерживала порядок и обычаи, заведенные отцом. Только прислуги после его смерти стало немного меньше да автомобиль был отменен. Дом был построен хорошо, и занимали мы в нем два этажа, всего четырнадцать комнат. Расположение их было удобное; неперегруженность людьми, чистота и доброкачественность во всем: цветы, обилие воздуха и света — все создавало радостные условия для жизни. Кухня находилась далеко внизу, отчего никакие запахи из нее не могли проникать к нам и портить атмосферу дома. Окна были очень большие, двойные, пропускающие огромное количество света; зимой же они предохраняли нас от холода.
Множество цветов наполняли вазы и первыми встречали своим ароматом посетителей… Фиалки, ландыши, гиацинты, сирень, розы, глицинии, магнолии, акация, жасмин, гвоздики и целый ряд других цветов крымской флоры в зависимости от сезона украшали наши комнаты и чаровали нас… Только резеда и гелиотроп, особенно любимые матерью за их запах, редко появлялись у нас. Морской климат Ялты, видимо, не подходил им, и садовнику никак не удавалось вырастить их в нашем саду. Только позже, в Орловской губернии, пришлось мне вполне насладиться удивительным богатством и тонкостью их аромата.
Относилась мать к цветам бережно, но без большой любви. Я никогда не чувствовал в ней истинного их знатока и любителя, каким была ее сестра — тетя Леля.
И память о матери не связана у меня ни с каким ароматом.
Душилась она не менее других, но никогда не оставалась долго верна одним и тем же духам, не привязывалась к ним. В выборе их она доверяла сперва мужу, потом сестре, которая любила пробовать на ней интересные новинки сезона.
Среди множества духов, которыми она пользовалась, вспоминается веселый флакон "Vera Violetta" от Роже и Галле и рядом с ним элегантный "Astris" от Пивера, за ним "Coeur de Jeannette", "Rose de France" и позднее "Quelques Fleurs" от Убигана, "Origan", "Rose Jacqueminot", "Jasmin de Corse" от Коти, "Rue de la Paix" от Герлена и некоторые английские духи, названия которых я не помню.
К материнским духам, стоящим на туалете из красного дерева среди различных хрустальных коробочек с серебряными крышечками, нам строго запрещалось прикасаться; но мы очень ценили, если нас допускали на последнюю часть ее одевания перед вечерним выходом. Миг выбора драгоценностей, и наконец долгожданный акт надушения платья, меха, рук, прически и шеи за мочкой уха. И столько шарма, женственности и очарования во всех движениях матери, что, полные тихого восторга, мы не сводили с нее глаз.
