К вящему удивлению и робкой радости десятника, Тавия со всей серьезностью отнеслась к его проблеме. Убедившись, что телом Лаен справен и крепок, она начала готовить для него горьковатый отвар на травах, придающий бодрости и укрепляющий память. А еще при каждом удобном случае заставляла пересказывать доступное разуму прошлое, надеясь однажды пробудить забытые моменты.
Постепенно доверие между ними укрепилось и Лаен, сам того не желая, поведал многое из собственной жизни.
Без утайки рассказал о детских годах, проведенных в огромном поместье, больше похожем на крепость, возведенном в приграничье, близ опаснейших трясин Чести. Поместье выстроил и содержал его отец, известный барон-первопроходец, носивший к тому же знатный титул одного из личных императорских егерей. До того момента, как Лаену исполнилось десять лет, он успел объездить с отцом и братьями все окрестности: помогал составлять карты, вместе со слугами отца контролировал отстрел дичи крестьянами и совершал опасные, но жутко захватывающие вылазки на бескрайние болота, населенные диковинными существами и народами, которых назвать кордами и язык-то не поворачивался. Сущие дикари!
Рассказывать о жизни в клане джарахов было опасно. Как и о дальнейшей службе на благо империи, особых поручениях и других вещах, которыми Лаену пришлось заниматься, следуя вассальной клятве клана. Каленым железом нанесенный на кожу сигил Пустоты навсегда связал его с миром Шуйтара, сделав грозным оружием в руках императора.
Джарахов боялись и тайно ненавидели все власть имущие, от мелких баронов и землевладельцев до всемогущих зеркальных князей – в общем-то справедливо считая их личными палачами его императорского величества.
«Увидел джараха – ждет тебя плаха». «Императора прогневил – джараха на шею посадил». «Барон на землях суды вершит, а джарах за ним из Триграда следит». Примерно такие поговорки столетиями передавались из уст в уста у аламийской знати и софистов – до последних дней. До момента, когда твари Шуйтара заполонили погосты и обитаемые земли Континента, до момента отречения императора Хелия Третьего от собственной дочери Юлии, до момента, когда указом из столицы всех джарахов объявили предателями короны и постановили отправлять на костыль без предварительных разбирательств…
Десятник доподлинно не ведал, что послужило причиной низложения клана, а слухи в народе ходили весьма противоречивые. Последнее, что он помнил – раннюю весну четыреста тридцать девятого года от становления Триграда, когда его указом вызвали в столицу. Тот самый год, когда граф Арский, глава совета белых алхимиков, совершил проклятый магический Ритуал, расколовший империю на
