— Простите, — неуверенно проговорил он. — Это не вы мне звонили вчера вечером?
— Нет, не я, — задумчиво ответила я, вычерчивая мыском босоножки линии в пыли. — Вчера вечером я звонила своему брату Игорю, а больше никому не звонила…
— Игорю? — ухватился за мою продуманную фразу дружок покойной Стервозы. — Так, может быть, это вы со мной разговаривали? Меня тоже зовут Игорь, и вчера вечером мне позвонила таинственная незнакомка, попросила приехать к театру «Современник», потому что ей проходу не дает некий Бабарыкин…
Я сделала вид, что безумно удивлена, выпучила глаза и поморгала ресницами, изображая изумление от столь неожиданного совпадения.
— Тогда вам действительно звонила я. Вы знаете, этот Бабарыкин, он наш режиссер, и пристает ко мне просто нечеловеческим образом! Я специально ушла пораньше с репетиции, чтобы он не подстерегал меня в гримерной. И хотела, чтобы брат поговорил с Бабарыкиным по-мужски…
— Так вы актриса! — обрадовался парень.
«Да еще какая!» — хотела ответить я, но вместо этого скромно потупилась и начала бормотать что-то про второй состав и происки злокозненного Бабарыкина, который поклялся не выпускать меня на сцену, пока я не стану его любовницей. Ветер трепал стильно уложенные каштановые волосы Игорька, небо заволокло тучами, понемногу начинал накрапывать дождик, а я все рассказывала о нелегкой актерской судьбе.
— Знаете что? — неожиданно перебил меня собеседник. — Может, где-нибудь посидим? Вас как зовут?
— Элла, — чуть замявшись, ответила я.
— Элла? — переспросил Игорек и взял меня под ручку. — Замечательное имя, вам очень идет…
Нет, вы не смейтесь, меня и в самом деле чуть не назвали Эллой. Вернее, Елей. Мама не раз мне рассказывала, как пьяненький папка, понукая лошадь, вез мою родительницу в ближайшую больницу, которая находилась за десять километров от деревни Верхние Ведуны, где они тогда жили.
Дело было зимой. Дорога выдалась на редкость живописная. Там и тут виднелись между стволов белоснежных берез и высоченных сосен, кронами уходящих в небо, маленькие аккуратные елочки, припорошенные снежком. Они выстроились вдоль дороги, точно девочки в детском саду, наряженные в белые платьица снежинок. Прослезившись от этой красоты, мой папашка икнул и, обернувшись к своей постанывающей от частых схваток супруге, заносчиво сообщил:
— Желаю, если родится дочь, назвать ее Елей.
Мама тогда согласилась, потому что в тот момент она была готова на все. Даже назвать меня какой-нибудь Январиной или Снеженикой. Но потом, когда папочка проспался, а я благополучно родилась в избе повитухи соседней деревни, матушка показала отцу такую Елю, что он тут же назвал меня в честь тещи Алисой, ибо именно так зовут мою бабушку по материнской линии.
