Подумав об этом, Геннадий завёлся ещё сильнее — тварь Самсонов зря с ним так обошёлся! Геннадий его порвёт! Плевать на Машкину любовь к подонку, тем более Самсонов эту любовь растоптал своими толстыми ступнями!
Геннадий начал чертить по стенам белые полосы вылетающей из баллончика эмалью.
— Э, братан, ты скоро? — вдруг окликнул Геннадия водитель такси.
— Что? — удивлённо посмотрел на него Геннадий.
— Мы едем или ты остаешься рисовать?
— Если останусь, деньги за проезд не возьмёшь? — вроде пошутил Геннадий.
Но таксист юмора не оценил. Он немедленно вытащил из-под своего сиденья монтировку и погрозил ей:
— Видел орудие?
— Понял. Я просто спросил.
— Я смотрю, ты не пьяный, но ведёшь себя как… Э, ты что, обкуренный?
— Всё! — Геннадий сдался, поднимая вверх руки, и вернулся к ожидавшей его машине. — Едем по адресу, который указал.
Таксист тут же успокоился:
— Другое дело.
В салоне играла нервная англоязычная музыка. Геннадий в ритм бил себя полупустым баллончиком эмали о ладонь. Мозг перескакивал с мыслей о расправе над ним в парке на ошеломляющие подробности об отце, о требованиях Ондатра.
Как же отец так облажался и позволил себя втянуть в скверный расклад?
И тут же, оправдывая совсем сдавшего в последнее время отца, Геннадий с отчаянием подумал, что в воровскую ловушку, расставленную так искусно, попал бы любой. Он сам сел на их крючок из-за отца. Ох как всё плохо! Правда, верилось, что сейчас, ещё находясь под впечатлением, думается одно, а утром (ведь утро вечера мудренее!), когда он попадёт в родное управление и возьмёт дело в свои руки, всё пойдёт по-другому.
Но каковы! Умные и дерзкие! С такими, даже обладая изрядным ресурсом власти, справиться будет нелегко. Но Геннадий справится!
Приехав домой, позвонил отцу.
— Ты как, в порядке?
— Отлично, Теша. Работаю.
— Ну, бывай. Я завтра позвоню.
Остаток ночи сидел на кухне, мучительно размышляя и запивая невесёлые мысли крепчайшим чаем.
Утром, когда рассвело, он увидел из окна, что на стене рядом стоящей гостиницы белой краской написано: «Егоров — позорный фуфел!»
— Ага… Позорный. Ладно.
По дороге на работу (отдыхать не стал — какой тут отдых!) завернул во двор, где жил Самсонов, остатками эмали в баллончике дописал слово «позорный», получилось: «Самсонов — фуфел позорный!» После поспешил в управление, а все соседи и жители округи теперь знали, что поэт Самсонов и следователь Егоров — позорные фуфелы…
* * *
В кабинете сидели молчаливые Ребров и Каузина. Оба были помощниками следователя Егорова.
