Шестёрка, щерясь нечистой улыбкой, тыкнул:
— Смотри-ка.
Он всунул Геннадию под нос фотографию.
В полутемном салоне Егоров не сразу разглядел, что там, а поняв, онемел, забыв и про похищение, и про свой пистолет. Он забрал фотографию, всмотрелся. Немыслимо! Это явный компьютерный монтаж. Отец, в рубашке, но без штанов, радостно разевая рот в улыбке, сжимал талию кричащей Зин, которая сидела к нему спиной на его толстом члене. Голова отца выглядывала из-под локтя девки.
Геннадий взглянул на шестёрку. Тот довольно кивнул, выпячивая нижнюю губу:
— Так-то, мент, влип твой папик.
— Разберёмся, — прохрипел Егоров.
— Это цветочки. На месте тебе ягодки будут, а может, и грибы.
«Мерседес» вихрем слетел с трассы на асфальтированное шоссе, петляющее в березняке, потом вылетел на поляну и притормозил перед опущенным шлагбаумом охраны элитного посёлка. Шлагбаум поднялся. Они медленно поехали по ярко освещённой улице, с обеих сторон которой из-за заборов высились вычурные особняки из красного кирпича. «Мерседес» завернул к одному из особняков, миновал открывшиеся автоматически ажурные ворота и через берёзовую рощу покатил к трехэтажному дому, обшитому деревом. У главного входа стояли два джипа и еще один «мерседес».
— Приехали. Выходим, — засопел шестёрка и открыл дверцу.
Геннадий вышел вслед за шестёркой. У дверей дома курили два таких же худых мутных типа.
— Входите. Он ждёт, — сказали они, открывая входную дверь.
Геннадий вслед за шестёркой прошел в богато обставленный холл. В кресле у зажжённого камина сидел такой же худой, но явно главный здесь мужик. Он поворошил кочергой полешки, взглянул на Геннадия (шестёрка неслышно ушёл), кивнул на пустое кресло рядом:
— Садись. Говорить будем.
Геннадий послушно сел.
— Руку-то из кармана вытащи. Пистолетик сжимаешь? Боишься? А ты не бойся. Я человек мирный, позвал тебя в гости — просто пообщаться.
Геннадий вдруг сразу расслабился, скрестил руки перед собой — на входе его не обыскивали, сидящий рядом авторитет в курсе, что у него в кармане пистолет, и не боится, значит, разговор будет на равных, без угроз и нажимов.
— Юра, — ощерился в улыбке авторитет и протянул руку для пожатия.
Геннадий посмотрел на руку, но никак не отреагировал.
— Ха, брезгуешь, мент, — незлобиво отозвался Ондатр. — А твой папик не брезговал, дружбу мне предложил. Я её принял. Как быть? Ты — мент, твой папик — мой друг… А?
— Мне показывали фотографию…
— Не торопись.
— У меня дела.
