— Согласен. За это вы будете моею женой.
— Быть женой — для меня слишком мало, Лухманов… — отвечала она, улыбаясь по-прежнему, но он уже не мог различить, шутит она или говорит всерьез. — Каждая женщина мечтает быть вечно любимой. Вечной возлюбленной.
Слова ее, голос — доверчивый и интимный, какого он еще никогда не слыхал, — обожгли. Лухманов медленно приблизился. Она, казалось, отталкивала его взглядом — испуганным и в то же время выжидательным. Но он взял ее руки в свои:
— Ольга Петровна… Если вы… Если мы будем вместе… Можете считать, что эта вечность уже началась.
Вскоре Лухманов ушел в плавание. Впервые ощутил, что такое разлука. Вахты казались долгими, как зимние месяцы. Ход корабля — ничтожным до тошноты. Океан катился ровно и величаво, и порою не верилось, что когда-нибудь ему наступит конец.
Из Сингапура он послал Ольге Петровне радиограмму. Позже она рассказала, как получила ее. Вошла в кабинет, и старший преподаватель, отставной капитан дальнего плавания, сообщил:
— Вам радиограмма.
— Мне? — изумилась Князева. Растерянно распечатала бланк, прочла: «В пылающих океанских закатах вижу вашу улыбку тчк В одиночестве вахт мне часто чудится ваш голос тчк Примите мой далекий привет тчк Лухманов». Перечитала и второй, и третий раз…
— Что-нибудь случилось? — осторожно поинтересовался преподаватель.
— Не знаю… — ответила смущенно, чувствуя, что краснеет.
Старый капитан понимающе кивнул.
— В дни моей молодости, — признался со вздохом, то ли припоминая, то ли завидуя, — радиограмм не посылали. Я свою отстукал по телеграфу, из Генуи. Помнится, что-то про океанские закаты, об одиночестве вахт… А надо было просто: я вас люблю. И точка. Вам откуда?
— Из Сингапура.
— Ну и как там нынче закаты… красивые?
— Должно быть, красивые, — рассмеялась Ольга Петровна, и снова старый моряк понимающе кивнул.
Во Владивостоке Лухманов всю ночь продежурил на переговорной, чтобы через всю страну дозвониться к Ольге Петровне. Боялся, что не застанет дома, что она уже переехала за город. Онемел, когда услышал в трубке ее далекий, приглушенный расстоянием голос:
— Это вы, Лухманов? Откуда?
Силился представить, какая в эту минуту Ольга Петровна: ее улыбающиеся глаза, губы… В конце концов сказал об этом.
— Какая? Растрепанная и непричесанная: вы ведь разбудили меня, — рассмеялась Ольга.
Голос ее был вкрадчивый, затаенный, — быть может, таким его делали тысячи километров гудящих проводов. Но Лухманову чудилась и в нем, и в словах ее признательная доверчивость, интимность.
