Эх, очутиться бы дома, на Украине… Сейчас июнь, и, значит, отцветает акация. Травы в левадах вымахали по пояс, колосятся хлеба, а под стрехами хат попискивают целый день вечно голодные, прожорливые птенцы стрижей. О многом не хотелось думать. О том, что гитлеровцы уже на Дону, рвутся к Кавказу… Что впереди переход через океан, а в трюмах «Кузбасса» — взрывчатка.
Помнится, Савва Иванович, помполит, говорил, будто взрывчаткой, что везут они, можно уничтожить десятки вражеских эшелонов, сотни танков, тысячи гитлеровцев. Поэтому их груз с нетерпением ждут и бойцы на фронте, и партизаны в лесах Украины и Белоруссии… Так-то оно так, но если в эту взрывчатку врежется бомба или торпеда, что останется от «Кузбасса» и его экипажа? Нет, и об этом лучше не думать.
А тут еще Тося… На других судах служит много женщин. Не только поварихами и горничными, но и матросами, радистками, даже комендорами. Что ж, мужчин для судовых команд не хватает, мужчины сейчас на фронте… Но у них, на «Кузбассе», — одна только Тося. И парни перед нею вьюнами стелются. Правда, перед выходом в море Савва Иванович собрал молодых, без предисловий предупредил: ежели Тосю кто посмеет обидеть — сразу по шапке! Да только кто обижать ее станет? Хлопцы перед ней ласковей, чем штилевой океан. Едва заметят на палубе — сразу грудь колесом. Кабы обижали, может, ему, Марченко, было бы легче: заметила бы, в конце концов, что относится к ней не так, как другие… Не замечает. Поведет своими вологодскими, как озера, глазищами — словно на якорь, на мертвый, поставит. Нет ей еще и девятнадцати, а понимает: здесь, на «Кузбассе», хоть и буфетчица, а царица. Эх, Тося, Тося… Зачем таких в океан посылать? Не дай бог, случится что с теплоходом… Нам, мужикам, по штату положено во время воины и кровь проливать, и даже погибнуть, если придется. А ей-то зачем? Скажи ему, сигнальщику Марченко, кто перед рейсом, он с радостью согласился бы поработать в море и за нее: пусть жила бы на берегу, в безопасности. Обмолвился как-то об этом при ней — взвилась: «Много воображаешь о себе, Микола… Думаешь, ты один врага ненавидишь? Ежели не нужна на «Кузбассе», на фронт попрошусь». Такая попросится! А Семячкин, рулевой, в тот же вечер съехидничал. «Ты, Микола, пореже слазь со своей верхотуры, — кивнул на мостик. — На палубе кой на кого унынье наводишь». Вот и получилось, что он же, Марченко, первый девушку и обидел. Эх, Тося, Тося… Как бы тебе объяснить?
